В это же время Гудден телеграфировал в Мюнхен: «Все обстоит благополучно».
Но так ли уж «спокойно» Бавария восприняла весть о смене правительства? Приведем отрывок из статьи июльского номера «Вестника Европы»[89] за 1886 год. «Когда 10-го июня обнародована была в Мюнхене прокламация о назначении регентства “вследствие тяжелой болезни короля”, то в массе населения невольно возникли вопросы недоумения, которых никогда не могло бы разъяснить министерство. Какая эта болезнь открылась вдруг у короля? Если она была у него издавна, то отчего раньше не было принято надлежащих мер лечения и контроля? Известно было, что король физически крепок и здоров. Отчего те самые причины, которые до сих пор не мешали министрам исполнять свои обязанности от имени короля, побудили их вдруг требовать регентства и медицинской опеки над Людвигом II? Баварцы давно уже знали, что их король отличается многими странностями, что он скрывается в уединении со своими ближайшими слугами, строит фантастические замки. Народ привык думать, что артистические вкусы и таинственное уединение короля никому не мешают. Король мог свободно тратить свои личные средства на удовлетворение каких угодно фантазий; он располагал только теми суммами, которые назначались на содержание двора. (Курсив мой. Одним из главных пунктов «обвинительного акта» было обвинение короля в полном разорении казны. — М. 3.) Король щедро покровительствовал артистам и художникам, увлекался операми Вагнера, устраивал специально для себя спектакли, и все это не вызывало никакого протеста. (Давайте не будем забывать и о том, что при строительстве своих замков Людвиг не только совершал «безразмерные» траты, но и давал место работы сотням рабочих различных специальностей. Так что у каждой медали всегда две стороны! — М.З.) Поэтому понятно, что прокламация 10-го июня встречена была в Баварии с большим недоверием; слухи о незаконном низложении короля, о преступных замыслах и заговорах быстро распространились в народе. Король был любим и популярен благодаря его поэтическим наклонностям и рыцарским свойствам характера; а главное — он никому и ничему не был помехой: не стеснял общественной жизни страны, мало вмешивался в политику и занимал воображение публики своими оригинальными художественно-архитектурными предприятиями. Население настолько было предано этому королю-идеалисту, что толпы мирных обывателей готовы были вооружиться на защиту его от врачей-психиатров и министров, пытавшихся учредить над ним опеку. Вся обстановка, при которой было объявлено регентство, указывает на то, что не только в обществе и среди приближенных короля, но даже у министров и психиатров не было твердой уверенности в действительном сумасшествии Людвига II. Окрестные жители, взволнованные известием о “бунте”, равно как офицеры, арестовавшие министров, очевидно не считали короля помешанным. Зачем было перевозить его из одного замка в другой, подобно пленнику? (Это было вызвано боязнью реального восстания среди местного населения, ставшего всерьез вооружаться и готовиться к самым решительным действиям. — М. 3.) Крайняя нелюдимость, замкнутость и болезненная чувствительность его были известны всем: не лучше ли было оставить его в Гогеншвангау, в прежнем убеждении, что он полновластный король, переменив только весь штат служителей? Такие вопросы ставят себе баварцы и не находят ответа в официальных объяснениях».
Наступило воскресенье 13 июня, день Троицы. Праздник начался с того, что короля не пустили в церковь! Он покорился и этому. Во время обеда Людвигу был подан на десерт апельсин… без ножа. Король отослал его обратно на кухню нетронутым. «Утром 13-го числа король долго беседует с доктором Герштером (и Герштер, и Мюллер присутствовали в Берге, что называется, «по долгу службы». — М. 3.), и тот снова рассказывает, что, стараясь наводить короля на всевозможные сбивчивые вопросы, он находит в его ответах все тот же живой, ясный ум. То же находит и доктор Мюллер, с которым король также здраво, с большой к нему доверчивостью, разговаривает в тот же день перед обедом, задав ему на прощанье как бы шутливый вопрос: “А вашему преемнику (т.е. доктору Гуддену) будут известны способы, как легче отделаться от меня?” Но после обеда, в 6 часов 25 минут, он сам посылает за Гудденом, чтобы идти с ним на прогулку».
Посмертная маска и гипсовый слепок руки Людвига II
Перед самой прогулкой состоялся весьма любопытный диалог между королем и государственным контролером Зандеркм, который нашел отражение в уже упоминаемой нами книге Die letzen Tage König Ludwigs II. Erinnerungen eines Augenzeugen. «“Они смотрят на меня, как на бесноватого! А как вы думаете, может так продолжаться еще год?” Я (Зандер. — М. 3.) стал успокаивать его, говоря, что когда они увидят, что нервы его успокоились, то все изменится. “Вы так думаете?” — сказал король. — Мой дядюшка Луитпольд, привыкнув к своему регентству, не захочет от него отступиться и меня не выпустит”. Потом он спросил, сколько в парке жандармов стерегут его. “От шести до восьми, Ваше Величество”. “Решились бы они стрелять в меня?” — быстро спросил он. “Как вы могли о том подумать, Ваше Величество!” — проговорил я. “Вооружены ли они?” Я ответил, что нет». Этот диалог впоследствии цитировался в подтверждение версии о том, что король готовил побег.
Погода стояла пасмурная, моросил мелкий дождик. Взяв зонты, Людвиг II Гудцен ушли в парк по направлению к озеру. Было 18 часов 30 минут. Прогулка должна была продолжаться час. В 19.30 доктор Мюллер стал готовиться к их возвращению. На 20.00 был назначен ужин. В 20.30 уже все были на ногах: стало понятно, что произошло непоправимое несчастье. В 22.30 один из служителей замка нашел на берегу озера шляпу короля, а неподалеку его пальто. Тотчас снарядили лодку, в которую сели доктор Мюллер, управляющий замком Губер и два королевских конюха Вульмеер и Клазен. Всего в нескольких метрах от берега, на глубине менее одного метра, нашли тело короля, в нескольких шагах от него — тело доктора Гудцена. Найденные на берегу разбитые часы короля остановились в 18.54…
Существует несколько версий того, что же случилось в роковой день 13 июня 1886 года (совершенно фантастические версии о том, что Гудден якобы сам старался убить короля или что Людвиг на самом деле и не утонул вовсе, а спасся и инкогнито проживал в секретном месте, дожив до самых преклонных лет[90], мы рассматривать не будем ввиду их явной несостоятельности):
