* * *
— Ряха, апочему ты две комнаты взял, а не одну? — спросила я, рассматриваяпредоставленные апартаменты. — Ты бы на полу спал, на коврике. Я — накровати. И все дела. Сэкономили бы.
— Потому,Двадцать Вторая, — важно ответил Ряха, снимая мешок с привязанным к немучайником, оружие, без церемоний укладываясь на чистую постель в своей комнате изакидывая ноги в сапогах на спинку кровати. — Потому, что ты сестра королевы,сама сказала. Ну ничего, тюфяк вроде бы не продырявленный. Ты устраивайся усебя, а я пошёл вниз. Пора вербовать сторонников.
— Ну, Медбратв помощь, — напутствовала я его и отправилась смотреть на своё пристанище.
Комнатка мнепонравилась, а особенно умилили простыни и наволочки: они были домотканые, вразноцветную полосочку. Старательно выстиранные. Какие-то удивительно домашние.И только рядом с ними я поняла, насколько же грязная. И решила в первую очередьзаняться этим.
Для началавыглянула на галерею, чтобы узнать, как там у Ряхи дела.
Ряха сидел в углуза столом на отшибе, перед ним стояла полная кружка не поймёшь чего и онсолидно, как подобает серьёзному человеку, прикладывался к ней время отвремени.
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я вернулась в коридорчик. На другом конце обнаружиласьлестница, ведущая на кухню. Туда я и спустилась.
На кухне двумяповарами, одной посудомойкой и одним кухонным мальчишкой заправляла та жедевушка, что выдала нам ключи в обмен на монетки. Она объяснила, что баню топятраз в три дня, но если постояльцу совсем невтерпёж, то горячая вода есть тут,на кухне. И можно прекрасно помыться в тазу за печкой. Чистую простыню, чтобызавернуться, она даст, а полотенца лежат в комнате.
Я вернулась навторой этаж, взяла полотенца и снова выглянула на галерею.
Ряха раздавалтумаки направо и налево трём личностям, которых общество, видимо, послалопощупать незнакомца за вымя.
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я вернулась на кухню, где в закутке за печкой, как смогла,смыла с себя грязь нашего путешествия.
— Ваш спутниктакой интересный, — заметила, заглянув за печь, девушка, протягивая мнепростыню.
— Ещё бы,милая, — сообщила я невозмутимо. — Запомните его хорошенько, такиелюди к вам нечасто заглядывают.
Завернувшись впростыню и накрутив на голову полотенце, как тюрбан, я пошла к себе в комнату,чтобы передохнуть после мытья.
По пути выглянулана галерею.
Ряха снова сидел ипил в одиночестве. Общество, видно, думало, что это за гусь такой. Побитых ужеунесли.
Не-е, зря он накостяной венец не согласился, чудно бы смотрелось: грубая кладка стен, тёмныебалки, кованые светильники, столы, сделанные с таким расчётом, чтобы дажеразгулявшиеся посетители не могли их с места сдвинуть — и на фоне всего этоговеликолепия неотразимый Ряха, большой, угрюмый, мужественно оборванный — и вкостяной короне!
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я вернулась в комнату.
Немного подремалапод одеялом и встала, чтобы волосы расчесать. Обнаружила, что расческинет, — видимо, выронила где-то. Пошла опять вниз, на кухню, расческуклянчить.
Девушка, явновпечатлённая Ряхой, одолжила мне свой гребень. Я побежала в комнату к зеркалу.По пути заглянула на галерею.
Ряха пил уже неодин, вокруг него собралась небольшая компания. Шло первичное знакомствосерьезных людей. Толковали об урожае и охоте, в основном говорили местные, Ряхапил и слушал.
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я пошла расчёсываться.
Как здорово былоникуда не спешить, сидеть и водить гребнем по волосам. За окном моросил дождь, вкомнате тёплым розово-желтым пламенем горел фитиль светильника, его светотражался в маленьких ячейках переплёта небольшого квадратного окна.
Вспомнив, что ужинк комнате не полагается, я, так по-прежнему в простыне, снова пошла на кухню,заказать его отдельным порядком.
Ряхины ставкиповышались: по божеской цене мне нагрузили громадный поднос всякой снеди ипослали кухонного мальчишку отнести его наверх.
С трудомсдерживаясь, чтобы не хватать кусочки прямо с подноса и не компрометироватьсвоим поведением будущего короля, я посеменила вслед за посыльным.
По пути выглянулана галерею.
Ряха сидел вдружеской компании. Теперь говорил он, а окружающие смотрели ему в рот.
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я пошла ужинать.
Наелась ипочувствовала, что засыпаю окончательно, совершенно осоловев от еды, тепла иуюта. Забралась в постель и заснула, одним ухом слушая стук дождя по крыше,другим — гул голосов, доносящийся из общего зала.
Проснуласьглубокой ночью. От мощного запаха слёзки. Дождь всё так же шелестел, светильникдавно потух, лишь мерцал огонёк ночника.
Над моей кроватьюнависал тёмный Ряха.
По количествувыпитого на голодный желудок, он давно должен был лежать под столом и спатькрепче меня, но, однако же, стоял крепко и почти вертикально, лишь слегкапокачивался.
— Чего? —пробурчала недовольно я, сладко зевая.
— ДвадцатьВторая, надо вниз спуститься, — чётко, старательно выговаривая каждоеслово, сказал Ряха. — Мужики просят тебя показать, хотят поближеразглядеть.
— А тамостался хоть кто-то, кто в состоянии чего-то разглядеть? — с нескрываемымсомнением в голосе спросила я.
— Незнаю, — честно сказал Ряха. — Но если не спустишься, — обидятся.Решат, что не уважаешь.
— Голой хотятразглядеть, или можно одеться? — фыркнула я.
— Голой —опасно. Одетой — тоже, но не так, — совершенно серьёзно объяснил Ряха.
— Ну, давайсходим, — сдалась под тяжестью неотразимых доводов я. — Сейчасоденусь. Ты пожуй чего-нибудь, вон поднос с едой стоит.
Пока я натягивалалегионерский костюм, Ряха глотал куски с подноса, практически не жуя. Потомпо-королевски обнял меня за плечи, и мы попёрлись вниз.
— Ты неспеши, Двадцать Вторая, — говорил он в коридоре. — Стоять я еще стою,а вот хожу уже плохо. А надо держаться.
— Да держу ятебя, держу, — бурчала я, гадая, как же мы с лестницы, такие красивые,спустимся.
Но ничего, сошли,запнувшись всего лишь пару раз.
Встав в центрезала, Ряха ещё плотнее прижал меня к своему боку левой рукой, а правойвеличественно обвёл пространство перед собой, представляя собравшихся.
— Двадцать Вторая,познакомься. Это мои друзья, — с королевской простотой сказал он.
Друзья, кто былещё в состоянии оторвать голову от столешницы, радостно оскалились.
