В горле мгновенно пересохло. Эцио поспешил к ним.
– Что здесь происходит? – спросил он Касима.
– Внутри, – напряженным, не своим голосом ответил Касим, в глазах которого блестели слезы.
Эцио вошел. Внутри практически ничего не изменилось с прошлого раза. Наставник ассасинов толкнул дверь и вышел в крытый двор… Ему показалось, что у него остановилось сердце.
На скамье, лицом вниз, лежал Юсуф. Между лопатками у него торчал эфес кинжала.
– Этим кинжалом к его спине прикрепили записку, – сказал Доган, вошедший следом. – Записка адресована тебе. Вот она.
Он протянул Эцио лист пергамента, запачканный кровью.
Доган кивнул.
– Сегодня. Причем недавно. Мухи еще не успели слететься.
Эцио, которого душили слезы и гнев, осторожно вынул кинжал из спины Юсуфа. Из раны не вытекло ни капли свежей крови.
– Ты честно заслужил свой отдых, брат, – тихо произнес Эцио. – Requiescat in pace.
Потом он развернул записку. Она была от Ахмета. В ней было всего несколько слов, но они заставили сердце Эцио сжаться от ярости.
Двор наполнялся ассасинами. Аудиторе вглядывался в их лица.
– Где София? – сквозь зубы спросил он.
– Мы не знаем, куда он ее утащил.
– Азизу никак не найдем.
– Братья! Сестры! Похоже, Ахмету надо, чтобы весь город ополчился против нас, тогда как убийца Юсуфа прячется в арсенале, сидит, ждет и посмеивается. Идемте вместе со мной. Мы будем сражаться и покажем этому принцу, что́ значит встать у ассасинов на дороге!
69
У стен арсенала собрались все, кто был под крылом покойного Юсуфа. Не желая разбираться с правыми и виноватыми, быстро и жестоко перебили караульных, верных Ахмету. Принц вряд ли ожидал столь внезапной атаки. Возможно, он недооценивал силу и ярость ассасинов, чья мощь, заботами Юсуфа, постоянно росла. Возможно также, что Ахмет считал, будто козырные карты по-прежнему у него.
Эцио ценой неимоверных усилий сумел удержаться от убийства наследного принца Оттоманской империи. Он швырнул Ахмета на пол и схватил пособника тамплиеров за горло, но лезвие скрытого клинка ударило не в голову принца, а рядом. Посыпались осколки камня. Эцио вдруг понял: убей он Ахмета, и ему будет не спасти Софию. Ведь так и было написано в записке. Но на мгновение жажда крови затмила Эцио разум.
Он склонился над Ахметом. Ноздри ловили запах фиалок. Взгляд принца оставался на удивление спокойным.
– Где она? – резко спросил Эцио.
– Какой фонтан гнева! – усмехнулся Ахмет.
– Я спрашиваю: где она?
– Мой дорогой Эцио, если вы думаете, что ваше положение позволяет диктовать условия, вам лучше незамедлительно меня убить, и дело с концом.
Ассасин не разжимал хватки и не вытаскивал застрявшее лезвие клинка, однако через несколько минут разум обуздал его ненависть. Он встал и согнул запястье, убирая клинок внутрь наруча.
Ахмет сел, потирая шею. Он не торопился вставать с пола. Его голос по-прежнему звучал насмешливо. Казалось, что принц играет в какую-то игру. Эцио думал об этом со смешанным чувством отчаяния и презрения.
– Жаль, что у нас с вами дошло вот до такого. Люди, которым стоило бы дружить, схватились. И из-за чего? Из-за ключей к старому пыльному архиву. – Ахмет встал, отряхнулся и продолжал: – Мы оба стремимся к одной цели, messer Аудиторе. Разнятся лишь наши методы. Неужели вы этого не видите?
Принц умолк. Эцио уже знал, какие слова последуют дальше. Он не раз слышал подобные рассуждения, оправдывающие диктаторские замашки тамплиеров.
– Мы хотим прекращения войн. Стабильности. Мира, где люди живут без страха. Люди жаждут истины, но, даже когда истину суют им под нос, они почему-то отказываются ее принимать. Как справиться с человеческим невежеством?
В голосе Ахмета появилась страстность. У Эцио вдруг закралось сомнение. Верил ли Ахмет в то, о чем так красочно разглагольствовал?
– Свобода, Principe, не всегда сверкает чистотой и благоухает, но она бесценна, – сказал Эцио.
«Тирания всегда организована лучше, нежели свобода», – подумал он.
– Разумеется, – сухо согласился Ахмет. – А когда окружающий мир начинает распадаться и огни цивилизации гаснут, Эцио Аудиторе может возвыситься над тьмой и с гордостью сказать: «Я остался верным моему Кредо».
Ахмет отвернулся, обуздывая эмоции:
– Я открою архив Альтаира. Я проникну в его библиотеку и найду Великий храм. И с помощью силы, сокрытой там, я уничтожу все предрассудки и суеверия, которые разделяли людей.
– Только не в этой жизни, Ахмет, – в тон ему ответил Эцио.
Ахмет фыркнул и собрался уйти. Эцио не делал попыток ему помешать. Возле двери принц снова повернулся к нему.
– Ключи принесете к Галатской башне, – сказал он. – Сделаете это, и София Сартор останется жить. – Он помолчал. – И не тяните время, Эцио. Вскоре в город войдет армия моего брата. Когда он появится, все изменится. А мне надо успеть подготовиться.
Сказав это, Ахмет ушел. Эцио смотрел ему вслед, подав сигнал своим людям, чтобы не трогали принца.
Мысли Наставника прервало чье-то вежливое покашливание. Повернувшись, он увидел принца Сулеймана.
– И давно вы здесь? – спросил Эцио.
– Уже достаточное время. Я прятался за этой шпалерой. Я слышал ваш разговор. Но еще раньше, как только мой дорогой дядюшка вернулся из своего маленького путешествия, я приказал установить за ним тщательное наблюдение. А вообще, я начал приглядывать за ним с того самого вечера, когда он попытался меня убить. Правда, вы испортили его замысел, и вместо меня погибла лютня… Однако я не ожидал… услышать все это.
– И что вы думаете по поводу вашего дяди?
Сулейман ответил не сразу. Потом вздохнул:
– Ахмет – искренний человек, но эти его тамплиерские фантазии опасны. Они бросают вызов реальности.
Он снова умолк.
– Знаете, Эцио, я прожил на свете намного меньше вашего. И в то же время я прожил достаточно, чтобы понять: мир – эта шпалера, в которой много оттенков и узоров. Справедливый правитель радуется этому, а не пытается выдергивать нити, которые ему не по нраву.
– Ваш дядя боится, что различия порождают беспорядок.
– Потому мы и устанавливаем законы, чтобы жить по ним. Канун, который в равной мере применим ко всем.
Их разговор был прерван появлением янычарского отряда. Ассасины пропустили его, поскольку это были другие янычары, верные Сулейману. Увидев Эцио, лейтенант сразу же схватился за кривую саблю.
