«Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз…»
Однако Денисова беспокоило другое:
«В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?»
Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.
— Пятнадцать! — прохрипел со своего места Судебский. — Я считал!
На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: «С деньгами в последнюю очередь…»
Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.
Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, — пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.
«Магаданец и его спутники, — подумал Денисов, — не жители Дальнего Востока…»
Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд «муксуна», «чавычу» и «пыжьяна», что рыбак сделал бы едва ли: «муксун» и «пыжьян» были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую «чавыча» — морскою.
«Но в купе действительно висела на жилке рыба…»
Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.
— В командировку? — спросил Денисов.
— Ну!
Денисов узнал интонации Подмосковья.
— Наверно, связаны с рыбным хозяйством?
Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:
— Москва, фирма «Океан».
— Понимаю… Консервы! «Чавыча», «пыжьян»…
— И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.
Денисов вспомнил характеристику проводницы: «Ничего. Только выпить не любят… Всю ночь сидели! Даже без света…»
Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.
— А почему Магадан? — Антон воспользовался паузой.
— Девушки больше уважают! — Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.
Судебский, о котором успели забыть, подал голос:
— На Востоке заработки выше! За это и уважают!
«Рыбаки» дружно захохотали.
— Не всегда, отец… — магаданец потряс пустым бумажником.
— Этой ночью вы покупали вино? — спросил Денисов.
«Рыбаки» замолчали. Феликс пил «Айвазовскую», на него жалко было смотреть.
— Дело серьезное! — вмешался Антон.
Магаданец пожал плечами:
— Покупали.
Денисов спросил:
— В ресторане?
— Работяга принес в купе… — магаданец помялся, — Феликс!
Разносчик пожелтел.
— Бутылки были со штампами? — продолжал Денисов. — «Трест ресторанов Южного направления»? С наценкой?
— Без штампов, — магаданец пригладил редевший медно-рыжий венчик надо лбом. — Но с наценкой. Работяга предупредил: «Ресторан закрыт. Тружусь сверхурочно…»
Директор оторвался от счетов:
— Если товарищ настаивает, давайте соберем бутылки! Я уверен, мы не найдем ни одной без штампа.
— Бутылок этих в поезде нет, — сказал Денисов. — Официант ночью прошел по всему составу. Собрал.
— О каком вине вы говорите? «Дербент»?
— «Марсала», — вместо магаданца ответил инспектор. — В Москве официанту помог доставить ее носильщик…
Феликсу вновь стало плохо. Он почувствовал себя не лучше, чем накануне, когда ввалился с бутылками без штампа в вагон, полный милиции.
— У убитого в купе тоже «Марсала» без штампа, — сказал Денисов.
Официант не выдержал:
— Может, я по магазинной стоимости отдал!
— Феликс! — как в старом, очень знакомом фильме, предупредил директор. — С этого момента каждая ваша реплика может быть использована против вас. — Закончил он неожиданно: — Правду, и ничего, кроме правды!
За окном показался разъезд, дополнительный по какой-то причине позволил себе проследовать мимо.
Взгляд Денисова снова нашел магаданца.
— Расскажите подробнее.
— Две бутылки он принес, как только отъехали от Москвы…
Его перебил электрик:
— Тогда и меня пишите в свидетели! — Он поднял руку. — Я со щитом возился! Официант при мне приходил!
Денисов соотнес события в тринадцатом с теми, что происходили на месте происшествия.
«Полетика-Голей купил у Феликса „Марсалы“, хотел во что бы то ни стало споить спутников, от крепких напитков Марина и Ратц отказались. Ратц заупрямился — старческая несговорчивость ставила под угрозу то, что Полетика-Голей готовил с таким трудом. Лука вспылил. Старик к тому же оказался из мест, где Луку знали во время войны».
«Слово „война“ было определенно произнесено…» — свидетельствовала Марина.
«Наконец сошлись на шампанском, которое Голей незаметно приправил снотворным… Ратц наконец отпил, Марина тоже пригубила. На несколько минут вышли в коридор. Здесь их видел Феликс, а затем Прудников, который по случаю дня рождения искал спиртное. Пассажиров было мало, многие легли отдыхать. Перед решительной минутой Полетика-Голей уже впрямую расспрашивал всех о кинологе: „Видел ли кто-нибудь собаку в поезде?“»
Никто не видел Дарби. В час третьей стражи Полетика-Голей благополучно вывел из строя распределительный щит, вернулся в купе, лег. На всякий случай зашил бумажник в матрас. Лука ждал человека к сломанному щиту, но никого не было. Электрик возился в тринадцатом, где за стаканами коротали время «рыбаки». Шалимов за два вагона от Луки заканчивал сведения о наличии свободных мест. «Только называются сведениями, — сказал наутро Шалимов, — а в Кашире и не выходит никто…»
Магаданец объяснял:
— …Сидели с фонариком, ждали, пока исправят свет. Тут Феликс…
— Вино было при нем?
— В корзине… Перед Домодедовом заглянул снова: «Не возражаете, я унесу бутылки?» — Магаданец показал на пожилого со шрамом: — Николай сказал, что не против. «И еще, если можно, захватите вина. Мимо дома еду».
— Мимо дома? — переспросил Денисов.
— Он из Привалова, Николай.
«В Привалове Ратц уже разбудил Суркову», — подумал Денисов.
Он попросил уточнить:
— Когда Феликс снова принес вино? В Привалове?
— Оставался еще перегон, — Николай кивнул утвердительно.
