– Никогда еще не встречалась с настоящим эспером, – призналась Линда.
Они сели за соседним столиком и часто встречались друг с другом взглядами.
– Что вы имели в виду, говоря, что все, что они слышали, – истинная правда? – спросил Тейт, разглядывая красное вино в своем бокале.
– Что все эсперы – гомосексуалисты, – беззаботно сказала Кларисс.
Тейт покраснел.
– Это не так, – тихо сказал он.
– Я знаю, – она улыбнулась. – Но, к сожалению, это такая же неизбежность светской жизни, как дифференты в созданных мирах.
– Как думаешь, – спросила Моза подругу, – такие, как мы, смогут ужиться с такими, как Тейт?
– Не знаю. Может быть. Нужно попробовать, – Линда улыбнулась и посмотрела на соседний столик. – По-моему, он очень даже ничего. Правда, слишком крупный, но лицо не лишено привлекательности.
– Не могу представить его с мужчиной, – призналась Моза.
– А с женщиной?
– Не знаю. Может… если с такой, как мы? – Моза смущенно поджала губы. – Пойду приглашу его потанцевать.
– Что?! – опешила Линда.
– Ничего. Просто хочу прощупать почву.
Она встала из-за стола и увела Тейта в круг танцующих. «Вот сука!» – подумала Кларисс, заставляя себя очаровательно улыбаться. Моза сократила расстояние и прижалась к Тейту.
– Странно, – сказала она, – но мне нравится, как от тебя пахнет.
– Вот как? – Тейт осторожно обнял ее за талию.
– Именно так, – она улыбнулась. – Как думаешь, из нас может получиться пара?
– Так сразу?
– А тебя это смущает?
– Не знаю, просто… – он посмотрел на Кларисс и тяжело вздохнул.
– Не бойся, я не такая женщина, как ты подумал. В том смысле, что мне не нравятся обыкновенные мужчины.
– Вот как? – Тейт снова тяжело вздохнул.
– Так как насчет свидания? – Моза запрокинула голову, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Или же тебе не нравятся чернокожие женщины? Или мужчины… – она глуповато хихикнула. – Я могу познакомить тебя со своей дочерью и приготовить ужин.
– С дочерью?
– Для тебя это проблема?
– Нет. Наверно, нет.
– Ну, вот и отлично, – Моза прижалась губами к его подбородку. – В воскресенье, – сказала она, заглядывая в глаза. – В шесть. Договорились?
– Договорились, – Тейт заставил себя улыбнуться. Посмотрел на Кларисс, дождался, когда они встретятся взглядом, и покачал головой.
– Ну, как все прошло? – спросила она, когда он вернулся за ее столик.
– Она пригласила меня на свидание.
– На свидание?! – Кларисс рассмеялась. – Надеюсь, ты отказался?
– Нет.
– Ты понимаешь, кем она тебя считает?
– Я не мог отказаться.
– Не мог? – Кларисс нахмурилась. – Не хочу разочаровывать тебя, но этой женщине не нужны мужчины.
– Увидим.
– Она сказала тебе, что у нее есть дочь?
– Да.
– И что?
– Ничего. У меня когда-то была женщина с ребенком. Думаю, это ничего не меняет.
– И она была лесбиянкой? – Кларисс дождалась, когда Тейт покачает головой, и устало улыбнулась.
Глава шестая
Мир без теней. Герб не знал, почему его отец заказал именно такую модель. Да он почти и не помнил своего отца. Скорее, телевизор, который тот смотрел, да банку пива в его руке. Он ушел от них, когда Гербу было четыре, и снова объявился, когда ему исполнилось двадцать. Вернее, объявился созданный его отцом мир. Душеприказчик пришел и сообщил, что Герб получает все имущество своего отца.
– Не спеши посещать этот мир, сын, – сказала мать.
Герб покрутил в руках блок управления и нажал кнопку соединения. Миниатюрная черная дыра расщепила пространство. На первый взгляд мир отца оказался самым обыкновенным. Непривычным было отсутствие теней. Они сновали по темным углам, живя своей не поддающейся логике жизнью.
– Привет, – сказала высокая темноволосая женщина.
Герб невольно заострил внимание на пышной груди.
– Ты дифферент? – спросил он женщину.
– Я Кэрин, – она улыбнулась, и свет залил темное помещение, разгоняя тени.
– Эта женщина всегда была для твоего отца дороже, чем я или его сын, – сказала мать, когда он вернулся. – Она забрала его у нас, а теперь она забирает у меня и тебя.
Мать расплакалась, но Герб не обратил на это внимания. Он был влюблен. Влюблен в Кэрин. Влюблен в ее темные непослушные волосы. Влюблен в ее кожу. В ее запах. В ее глаза.
Он с трепетом дожидался вечера и отправлялся в свой мир. К своему самому дорогому миражу. Дерзкая. Непослушная. Герб никогда не мог знать, что ожидает его с ней. Найдет ли он ее. Захочет ли она его. Позволит ли прикоснуться к себе. Иногда он месяцами бродил по искусственному миру, пытаясь отыскать Кэрин. Иногда, отчаявшись, он возвращался к своей жизни и клялся, что больше никогда не вернется в ту безнадежность, что оставил ему отец. Но время неизбежно стирало обиды. Оставалась лишь память. Память, которая была сильнее страха новых неудач. И Герб снова возвращался в созданный мир.
Он прочитал все книги профессора Рича, пытаясь понять природу Кэрин. Отметил особенности, уточнил детали. Он начал вести дневник, чтобы не упустить ни одной мелочи. И с каждым новым годом он отдавался во власть своего вымышленного мира все больше и больше.
«Реальность – это сугубо субъективное понятие», – говорил он себе и улыбался, вспоминая Кэрин. Они занимались любовью на пляжах несуществующих морей, купаясь в розовых лучах заката. Он поднимался на вершины протыкавших облака гор, чтобы найти свою возлюбленную.
– Здесь есть не только я, – говорила она, когда бежать от Герба было некуда. – Оглянись! Вокруг столько не менее красивых женщин!
– Но нужна мне только ты, – говорил Герб, и женщина бросалась в его объятия.
Женщина, в сравнении с которой меркли все остальные женщины мира. Или миров. Неважно. Главное – быть с ней. Главное – знать, что она рядом. Где-то здесь. Где-то там. С ним или без него, но в ожидании. И ни один дифферент, как бы очаровательно не рассказывал о них профессор Рич, не мог сравниваться с Кэрин своей значимостью. Она была всем. Всем для Герба.
* * *
Мир рухнул. Все, что создавал Фишер долгие годы, рассыпалось за одно мгновение. Тейт щелкнул пальцами и разрушил его жизнь. Фишер запрокинул голову и посмотрел на звездное небо. Он всего лишь марионетка, игрушка в руках творцов. Его судьба не принадлежит ему. Никогда не принадлежала. Он мог лишь думать, что это не так. Надеяться. Но в действительности все было просто и до отвращения обыденно. Он не заказывает музыку. Он лишь танцует, когда ему говорят танцевать, и замирает, когда хозяева этого мира хотят, чтобы он замирал. Но разве он не такой, как они?
