— Подожди…
— А чего ждать? Пусть убирается отсюда. Он написал о тебе книгу, так? Это нехорошо, так? И пусть даже Флейшман думает, что станет новой Жаклин Сюзан[85], то, что он сделал, недопустимо.
— Но…
— Это вмешательство в личную жизнь, Ребекка. Ты не должна дать ему ни малейшей возможности убедить себя, что другу такое дозволено. Ты и моя подруга, и я этого не потерплю. Не тот случай. Нет.
И Уэнди принялась за дело.
Отдернула занавеску с тропическими рыбками, начала доставать чемоданы. Все Флейшмана.
Вид этих чемоданов спокойствия мне не добавил. И тут явился Флейшман. С охапкой цветов.
Я открыла рот, чтобы заговорить, но в комнате прозвучали совсем не те слова, которые ожидала услышать. Потому что одновременно со мной открыла рот и Уэнди. При этом воздуха в легкие она набрала больше, так что ее голос полностью заглушил мой. Никакой дипломатии. Никакой сдержанности. Уэнди исповедовала совсем другой стиль.
— Сукин ты сын! — Она швырнула чемодан к его ногам. А когда Уэнди срывается на крик, земля начинает дрожать.
С чемоданом у ног, с вибрирующими стенами вокруг, Флейшман, оно и понятно, выглядел, словно его огрели обухом по голове.
Я, в общем, тоже остолбенела. Ожидала, что участниками этой сцены будем только мы с Флейшманом. Как-то не подумала про Уэнди. Но ведь она прожила с нами все эти годы. И очевидно, общая квартира, странные отношения между мной и Флейшманом, собачья моча и все такое не могли не сказаться на ее психике. Вот она и сорвалась.
Уэнди надвинулась на Флейшмана, и тому пришлось прикрываться букетом лилий как щитом.
— Как ты посмел вот так использовать Ребекку?
На его лице отразилось недоумение.
— О чем ты говоришь?
— О твоей книге. Ты написал о ней столько дерьма, и теперь еще хочешь его опубликовать! Так вот, «Кэндллайт» опубликует эту историю только через ее труп! И мой тоже. Эта книга появится в магазинах в тот самый момент, когда в аду начнут продавать мороженое.
— Уэнди…
Флейшман поймал мой взгляд. В его глазах стояла боль.
— Тебе не понравилось?
Уэнди скрестила руки на груди.
— Это очень мягко сказано.
Флейшман заметно покраснел.
— А что не так.
Я набрала полную грудь воздуха.
— Ты включил в нее…
— Ты выставил Ребекку психопаткой! — крикнула Уэнди.
Флейш прищурился, отмахнулся.
— Но что ты думаешь об истории?
Истории? Он издевался? Видел, что Уэнди в ярости, а его волновало исключительно мое мнение. Как редактора?
Вот тут я впервые подумала, что надо бы его воспринимать как автора.
— Ты думаешь, рукопись достойна публикации?
Я откашлялась.
— Не уверена. Я, во всяком случае, надеюсь, что она никогда не увидит свет.
Его словно громом поразило.
— Так ты не собираешься ее покупать?
Уэнди просто завизжала:
— Эй! Именно это она и пытается тебе втолковать!
На самом деле это пыталась ему втолковать Уэнди. Но Флейшман даже не взглянул на нее. Для него она не существовала. Безумными глазами он уставился на меня, но такое внимание не могло радовать. Потому что он видел не меня, а человека, который мог что-то для него сделать.
— Я изменил имена.
— Чуть-чуть, — указала я. — Меня эта замена не обманула, и не обманет никого из наших знакомых.
— И что? — спросил он. — Разве то, что случилось с нами, принадлежит тебе? Это была и моя жизнь. Я могу писать о ней, если хочу.
— Верно.
— Ты чересчур чувствительна. Поверь мне, если ты упустишь эту книгу, то совершишь большую ошибку.
— Флейш…
Уэнди копошилась на заднем плане, вытряхивая из шкафа одежду Флейшмана.
— Мы допустили единственную ошибку — позволили тебе так долго здесь тереться. Но с этим покончено. Тебе придется уйти, Флейшман.
Он вздрогнул. Вновь посмотрел на меня.
— Ты тоже так думаешь?
Я сглотнула слюну.
— Да.
Он положил цветы на стол, потом повернулся к нам, сложив руки на груди. И от этой его позы мне стало как-то не по себе.
— В договоре об аренде стоит моя фамилия. Помните? Я вносил залог за квартиру.
— И что? — спросила я. — Мы давно выплатили тебе нашу долю.
— Квартира принадлежит нам всем, — поддержала меня Уэнди, — и мы в большинстве.
— Да, но главное — это фамилия, указанная в договоре. Поэтому если кто-то отсюда и уедет, то не я.
— Но ты не можешь выгнать нас. — Только сейчас Уэнди осознала, какую накликала на себя беду.
— Могу. Договор аренды выписан на мое имя. По закону квартиру арендую я.
Уэнди и я уставились на него. Потом переглянулись. Что мы могли ответить?
Он вскинул руки:
— Буду великодушен. Дам вам неделю.
— Неделю?
Его брови сошлись у переносицы.
— Это наверняка больше, чем вы дали бы мне.
Поднял чемодан, подошел к шкафу и начал укладывать вещи.
— Я уезжаю в Коннектикут на несколько дней и хочу, чтобы к следующей среде вас здесь не было.
По какой-то причине, когда я представляла себе, что мы с Флейшманом все-таки разбегаемся, в моем воображении всегда возникала эмоциональная сцена. Со слезами и криками. С воспоминаниями событий из нашего общего прошлого. У меня и в мыслях не было, что все закончится короткой ссорой из-за права на аренду, а потом десятью минутами напряженного молчания, пока он набивал чемоданы вещами. Все произошло так холодно, так бездушно. Мы ничем не отличались от любых троих поссорившихся соседей. И это не делало нам чести.
Наполнив и закрыв оба чемодана, Флейшман прошествовал к столу. Взял свои цветы.
— Можете забирать телевизор. Я скоро куплю плазменную панель. — Он пристально посмотрел на меня. — Компетентный специалист уверял меня, что эту книгу будут раскупать, как горячие пирожки.
