Для определенного типа мужчин (виновен, целиком и полностью отношу себя к этому типу) Рената Эбнер все равно что кошачья мята для поджарого, голодного сиамского кота.
Когда мы встретились в колледже, она бурлила энергией и жаждой новых впечатлений, как и многие недавно похудевшие студентки. Тогдашнее ее окружение понятия не имело, что первые восемнадцать лет своей жизни Рената была застенчивой толстушкой, а все ее социальные достижения ограничивались пением в хоре, где она, правда, достигла определенного успеха. В результате моральной травмы, полученной на школьном выпускном вечере, в последующее за выпускным лето она села на диету из блюд, рекомендованных Дженни Крейг[1], и слабительного, и превратилась в стройную тень своего прежнего «я». Теперь, в своей новой инкарнации десятого размера, на высоких каблучках и с глубоким декольте, с головой, набитой сведениями, почерпнутыми из курсов самообучения сексу и философии городской жизни, Рената жаждала необычных ощущений, которые несли с собой свидания, тогда как для ее приятеля они стали рутиной, едва тот выполз из подросткового болота.
Она, конечно, задурила мне голову. Но после трех стаканов пива, купленных по поддельному удостоверению личности, новообретенная искушенность исчезала, Рената уже не могла устоять перед сырными палочками, вазочка с которыми стояла под рукой, и наружу вырывалась настоящая история: шумный, полный братьев и сестер дом, среди которых могла затеряться пухленькая девочка, насмешки одноклассников, с самого первого класса, невозможность участия в играх, что вело к одиночеству, недостаток неформального общения со сверстниками в средней школе, который компенсировался лишь энциклопедическими знаниями старых фильмов и очень приличным, 3,6, средним баллом[2].
Так что в ней такого привлекательного, спросите вы?
Все просто. Каким-то мужчинам нравятся гейши (их найти все труднее, но они есть), каким-то — дамочки, которые требуют полного повиновения. Какие девушки нравятся мне? Те, кого не заметили другие.
1
После всего случившегося люди, в большинстве своем, скажут, что благодаря именно этой книге все для меня переменилось. Почему — понять не трудно. Поначалу я тоже во всем винила книгу. Признаю, я озлобилась, ожесточилась. На моем месте любой испытывал бы те же чувства.
Но в последнее время — спасибо поддержке друзей, родственников и сотрудников молодежного отдела книжного магазина «Барнс и Нобл» — мое отношение к этому эпизоду стало более философским. Если говорить языком штампов, я согнулась, но не сломалась; что не убивает, делает сильнее; я вышибла этого мужчину из своей жизни, как шампанское выбивает пробку из бутылки.
И, учитывая, что все в прошлом, теперь мне понятно: не разбитое сердце и даже не эта книга изменили мою жизнь. Причиной стала новая работа. Вот она изменила все, и это кажется особенно странным, потому что тогда я отчаянно нуждалась в деньгах и была готова взяться за что угодно.
В том объявлении название компании отсутствовало. Напечатанное посередине страницы объявлений «Нью-Йорк таймс», без рамочки, непрезентабельным шрифтом, оно выглядело анонимным, незаметным и уж точно не несущим в себе угрозы. Маленькое такое объявление: «Известному издательству требуется младший редактор». Или что-то в этом роде.
«Известное издательство». За двумя невинными словами скрывался огромный новый мир, завораживающий непосвященного и напичканный ловушками, в которые новичок просто обязан угодить, — вроде тех замаскированных листьями ям-западней в старом фильме о джунглях Эбботта и Костелло[3].
Я долгие месяцы этого не понимала, пока не распласталась на земле, вытрясая из волос банановые листья.
Но эти соображения не имели ровно никакого значения, когда я читала объявление. Как упоминалось выше, я пребывала в отчаянном положении. Если бы Пол Поту требовались сотрудники, пожалуй, я бы скинула и на его электронный адрес свое резюме. Этот документ, обложенный таким толстым слоем «соломки» (то бишь перечислением моих достоинств и навыков), что он мог бы выступить в роли защитника в любой команде Национальной футбольной лиги, я отправляла во все места, где требовался даже полуграмотный клерк, призванный целыми днями полировать локтями поверхность стола. В буране резюме, обрушившихся в том месяце на отделы кадров различных учреждений Манхэттена, я выражала свое страстное желание стать корректором, референтом, младшим редактором и еще много-много кем — короче, сотрудником любой конторы в сфере рекламы, связей с общественностью, теле- и радиовещания. Мне требовалась работа, и чем скорее, тем лучше.
Два с половиной предыдущих года я прожила на Беззаботной улице. Нет, фактический адрес у меня был другой: этаж-квартира в Уильямсбурге, Бруклин. Обетованная земля тех, кто предпочитал богемный образ жизни, но средств на более респектабельный район пока не хватало. А повезло мне в том, что, окончив колледж, я по рекомендации моего профессора получила место личной помощницы Сильвии Арно.
Сильвия Арно относилась к тем людям начала двадцатого столетия, которые появлялись из ниоткуда и становились знаменитыми только потому, что общались с тогдашними титанами.
Как она стала знаменитостью, никто уже не помнил. Может, что-то написала году в 1935-м, или нарисовала, или переспала с кем-то, кто что-то написал или нарисовал. Ее имя иногда появлялось в «Книжном обозрении» «Нью-Йорк таймс» — в рецензиях на книги о немецких импрессионистах. Она знала всех и каждого. Эрнеста Хемингуэя, Сальвадора Дали. Герцога и герцогиню Виндзорских. Харпо Маркса[4]. Фотографы запечатлели ее в компании всех интеллектуалов и богачей, которые собирались в салонах Парижа и Лондона между войнами. Есть вероятность, что и сейчас она где-то сидит рядом, скажем, с Коулом Портером[5], невероятно элегантная в облегающем шелковом платье, с бокалом в одной руке и длиннющим сигаретным мундштуком в другой…
К моменту нашего знакомства она превратилась в желчную старушку с крючковатым носом, тонкими как спички ножками и полупрозрачной пергаментной кожей. Жила она в темном, пропахшем пылью таунхаусе в том районе Верхнего Ист-Сайда, который назывался «Бухта Черепахи». Старый профессор, упомянув об этой вакансии, сказал, что мне, возможно, придется помогать разбирать бумаги, чтобы она смогла написать автобиографию. Но мне не пришлось записывать мемуары Сильвии Арно. Большую часть времени я носилась по городу за ее любимыми деликатесами — к примеру, за отвратительными, покрытыми слоем шоколада пирожными с абрикосовой начинкой, на которых она практически жила. Поверьте мне, я не так уж разборчива, когда дело касается еды. Могу съесть что угодно, за исключением этих самых пирожных.
