Все немедленно последовали его совету.
— Не торопитесь! — услышал я голос Джованни.
— Теперь, — продолжал Луиджи, — придерживая мясо на тарелке вилкой, возьмите нож, лежащий с левой стороны, и отрежьте кусочек.
Он отрезал в качестве примера ломтик телятины, подцепил его на вилку и протянул мне — ну точно как собаке! Я попробовал, объявил, что мясо не отравлено, и вернул тарелку Федерико. Герцог тут же вонзил в телятину нож — с такой яростью, словно теленок был еще живым, — и разрезал на три части.
— Совсем просто! — довольно ухмыльнулся он.
Все гости сделали так, как их проинструктировали. Женщины хихикали и восклицали:
— Слава Пресвятой Богородице! Вилка — подарок небес. Как мы могли жить без нее?
Септивий, который, как обычно, болтал во время еды, дважды уколол себе язык. Я вдруг вспомнил о Томмазо и подумал: уж не подсыпал ли он яда в вишневый торт? Гости вокруг меня смеялись и шутили. Даже Миранда! Она-то над чем смеялась? А может, она знала, что ягоды отравлены — и ее это не волновало?
— Мой шеф-повар по десертам! — сказал Федерико, когда Томмазо вошел с тортом на золотом блюде.
Герцог отломил ложкой кусок торта, но предложил его не мне, а Миранде. Почему? Неужели подозревает, что здесь что-то неладно? И что мне делать? Закричать? Броситься к ней? Вырвать торт у нее изо рта? Я посмотрел на Томмазо. Лицо у него было бледное как мел.
— Ваша светлость, — сказал я. — Может, мне сперва попробовать вишню?
— По-моему, в этом нет необходимости. Или есть? — спросил Федерико, держа ложку на весу.
— Нет, но поскольку я больше не буду вашим дегустатором…
Миранда преспокойно взяла у Федерико ложку и, не дав мне опомниться, проглотила кусок торта, а затем громко вздохнула от удовольствия. Томмазо вышел, глянув на меня с таким отвращением, что я задрожал от бешенства. Актеры пели, клоуны жонглировали, музыканты наяривали веселые мелодии. Рубашка у меня взмокла от пота, колени тряслись, как в лихорадке. В желудке словно образовалась дыра. Мне хотелось умереть, но я досидел до конца трапезы.
* * *
Я только что вернулся в свою комнату. Над горами скользят первые рассветные лучи. Кое-кто из гостей отправился в сад любоваться закатом, однако я устал больше, чем Иов, и мне нужно поспать. Когда я проходил по двору, мне встретился кардинал Джованни с четырьмя телохранителями. Я поклонился и сказал:
— Buona notte, кардинал Джованни. Он шагнул вперед, преградив мне путь.
— Уго ди Фонте, дегустатор герцога Федерико! — Кардинал смерил меня взглядом с головы до ног так, будто я был куском мяса, который он собирался купить. — Скажи мне, Уго, после того как твоя дочь станет женой герцога, ты по-прежнему останешься на своей должности?
— Нет, у меня будет мой собственный дегустатор.
— Собственный? — Горбун повернулся к стражникам: — Вы слышали? Уго обзаведется своим дегустатором! — Охранники заржали, а Джованни вновь повернулся ко мне: — И когда это произойдет?
— На последнем банкете.
— Через пять дней? — Глаза у него за очками округлились, как будто хотели вылезти на лоб.
— Да.
Я и сам с трудом в это верил.
— Ну-ну, посмотрим, — ухмыльнулся он и пошел дальше, даже не оглянувшись.
Что он имеет в виду? Да какая мне разница! Пускай думает, что хочет. Он не сможет мне напакостить, во всяком случае, здесь, в Корсоли. Суд у нас правит Федерико, а он женится на моей дочери, и пусть даже Джованни — эмиссар папы римского и самого Иисуса Христа, руки у него коротки!
День третий
Oi me! Sono fottuto! Моя жизнь перевернулась! Геенна огненная разверзлась у меня за спиной, дьяволы хватают меня за пятки. Как это могло случиться? Я сидел в своей комнате… Нет, нет. Начну сначала. Сегодня утром в соборе Святой Екатерины Джованни произнес проповедь, в которой призывал отдать кесарю кесарево, а Богу — Богово. Я был уверен, что кардинал обращается ко мне — из-за нашего вчерашнего разговора. Как только месса закончилась, я пришел сюда, чтобы все это записать. Тут в дверь постучали.
— Uno momento! — крикнул я, поскольку хотел спрятать рукопись.
И услышал в ответ, что, если я не открою дверь, ее взломают. Меня взбесило, что кто-то позволяет себе так со мной говорить. Со мной! С придворным! Отцом невесты! В самый разгар свадьбы!
— Я вам покажу, как мешать мне! Сейчас вы у меня получите по башке! — заорал я, открывая двери.
Передо мной стояли те же четверо солдат, которых я видел накануне с кардиналом Джованни. Капитан сказал, что их хозяин желает меня видеть. Я ответил, что кардинал Джованни, очевидно, забыл о свадьбе моей дочери, у меня масса дел, а потому, если я ему нужен, пускай сам ко мне придет. Капитан спокойно ответил, что, если я немедленно не пойду с ними, меня бросят в темницу. Porta! Что мне оставалось делать?
Когда я вошел, Джованни сидел за столом и писал. Из-за коротко остриженных волос голова его без шляпы походила на большую кастрюлю, а уши — на ручки, за которые ее берут. Я подождал минутку, потом сказал:
— Простите, что прерываю, кардинал Джованни…
— Нет, не прощу, — резко ответил он, продолжая писать. Этот придурок вел себя так, словно он папа римский!
Через пару минут он положил перо, выпрямил спину и спросил:
— Ты знаешь, зачем я приехал?
Знаю ли, зачем он приехал? Он явно играл со мной в какую-то игру, но поскольку правил я не понимал, то невинно ответил:
— Чтобы благословить этот священный брак от имени папы, очевидно.
— Я уполномочен папой Климентом выявить всех, кто грешил против церкви, — сказал он.
— А я-то тут при чем? — спросил я, пожав плечами.
Он ничего не ответил, только молча глядел мне прямо в глаза.
— Кардинал Джованни, — сказал я, — клянусь Пресвятой Богородицей, я никогда не говорил ничего против Господа нашего Иисуса Христа, Бога Отца, церкви или святых. Даже против папы римского!
Джованни взял со стола лист бумаги, поправил очки и прочел:
— «Имперская Римская церковь обвиняет Уго ди Фонте из Корсоли в колдовстве».
— Меня? — рассмеялся я. — В колдовстве?
— Это серьезное обвинение. За него полагается смертная казнь.
— Вы вызвали не того ди Фонте, кардинал Джованни. Мой брат Витторе устраивал шабаши в конюшне. Он проклинал Христа и заставлял своих последователей целовать себя в задницу…
— Лучше сознайся!
— В чем? — с жаром спросил я.
Кто-то стукнул меня по затылку, и я рухнул на пол. Меня пнули под ребра, потом подняли и, как марионетку, поставили перед Джованни. Голова у меня шла кругом, изо рта сочилась кровь, один зуб сломался.
