— Вероятно. Но я не вижу никакого улучшения и жутко нервничаю.
— У нее боли?
— Ну, острых болей у нее нет, но, черт побери, Джо, она такая слабая. Такая слабая. Чтобы Милдред весила сто пять фунтов… да от нее почти ничего не осталось. Она не жалуется, но порой на меня так смотрит, словно молит что-то предпринять. А что я могу сделать?
— То, что ты и делаешь. Повезти ее к специалисту. Не вешай носа. Возможно, он сразу во всем разберется.
— Роз едет вместе с нами, и если обследование займет больше одного-двух дней, она останется там с Милдред.
— Роз славная девушка. Очень славная.
— Необычайно предана Милдред. Такими и должны быть сестры, но, черт подери, они далеко не всегда такие, — сказал Артур. — В офисе сегодня ничего нового и ничего особо важного. Заходил Карл Шнейдер. Хотел узнать, не может ли он судить «Пеннси» за задержку с работой. Ты знаешь их новое здание, где они хотят заменить старую транспортировку на новую. Я сказал ему, что не надо торопиться. Не лететь же нам в суд каждый раз, когда этот необузданный немец состряпает жалобу.
— Я с тобой согласен. А он оплатил свой счет?
— Вчера. Мне так хотелось сказать ему, чтобы он искал другую фирму, но они, Джо, будут расти и расти. А насколько я понимаю, британцы сейчас скупают все мясо, какое только могут достать, так что давай пока что будем ублажать его.
— Да, и потом, есть некоторая вероятность — всего лишь вероятность, но ее стоит принять во внимание, — что нас могут вовлечь в войну.
— Если это случится, ты пойдешь воевать?
— Если к нам вторгнутся, конечно, пойду. И ты тоже.
— Возможно, мы в нее ввяжемся и без всякого вторжения.
— А из-за чего же?
— Ну, скажем, немцы вторгнутся в Канаду, — сказал Артур.
— В Канаду? Да, это все равно что вторгнуться к нам.
— Или в Мексику.
— Зачем кому-то вторгаться в Мексику? Я считаю немцев тупой расой, но все-таки не настолько.
— Это отличный способ вторжения. Сначала в Мексику, а оттуда к нам.
— Им ни за что не пересечь Рио-Гранде.
— А мексиканские бандиты пересекают.
— Но не мексиканская армия. Не в настоящей войне. А к тому времени как англичане и французы разберутся с немцами, у них не останется людей для вторжения. Об этом, Артур, не может быть и речи.
— Ну, ты сам сказал, что есть некая вероятность.
— Но это почти невозможно. Почти так же невозможно, как вторжение Китая в Калифорнию. Мы защищены двумя океанами и Канадой с севера, а с юга… ну, там тоже нечего опасаться. И все же я иногда задумываюсь, что бы я стал делать, окончив колледж, если бы у меня не было планов жениться. Что бы ты стал делать?
— Я бы, наверное, пошел служить в канадскую армию.
— Если бы ты это сделал, я бы тоже пошел вместе с тобой.
— А я бы без тебя этого и не сделал.
Они рассмеялись.
— Это было бы нелепостью, правда? — сказал Джо. — Хотя то, что немцы сделали в Бельгии, игнорировать невозможно. Особенно то, что они сделали с бельгийскими женщинами. Поместили их в публичные дома для солдат. Когда такое слышишь, начинаешь задумываться, так ли уж это было бы нелепо. Я восхищаюсь британцами и канадцами — тем, как они вступились за бельгийцев. Представляешь, что чувствовали бельгийские отцы и мужья, когда узнавали, что сделали с их дочерями и женами? И говорят, что из-за этих мерзостей британцы разозлились не меньше бельгийцев. Разумеется, британцы за справедливость. Код порядочности, и все такое прочее. А ты не думал о вступлении в Национальную гвардию? Ребята в клубе говорили об этом.
— Я лучше немного подожду и посмотрю, что будет происходить. Мне не нравится вся эта муштра, я не хочу ехать в лагерь на Маунт-Гретна и маршировать в параде каждый раз, когда умирает ветеран Гражданской войны, — сказал Артур.
— Да, это изнурительно, — сказал Джо.
— Тяжело и нудно, — отозвался Артур.
— Думаю, мы зря тревожимся. Я убежден, что Вудро Уильсон будет держаться в стороне. Не то чтобы Уильсон мне нравился, но у него и вид не воинственный. Ведь он был университетским профессором.
— Да, но он был и тренером по футболу, — улыбаясь, сказал Артур.
— Ну да? Я и не знал.
— В Уэслиене.
— В Уэслиене в городе Мидлтаун в Коннектикуте? Этот самый Уэслиен? А я думал, что он с головы до пят принстонский парень.
— Так оно и есть, но он преподавал в Уэслиене, — сказал Артур. — А как насчет молодого человека, что там наверху? Ты уже записал его в Нью-Хейвен?
— Нет, я даже об этом и не думал. Считал, это само собой разумеется. Он будет пятым, кто пойдет в Йель, пятое поколение, а может, и того больше. Я тебе скажу, о чем я действительно подумал: я хочу, чтобы он учился в Гротоне.
— А почему не в Хилле?
— У меня нет особого пиетета к Хиллу. Меня туда послали потому, что школа была близко от дома, и она, может, и сгодится, если после нее идти в Пенн или Принстон, но если мой мальчик пойдет в Йель или Гарвард, я хочу, чтобы его подготовили к Йелю и Гарварду. Тебе эта идея не нравится.
— Ну… нет, не нравится.
— Почему?
— А почему бы не послать его в Итон?
— Итон в Англии.
— Ну, если ты собираешься послать его в место, которое старается походить на Итон, почему бы тебе не послать его в настоящий Итон?
— Я не считаю, что Гротон старается походить на Итон.
— Но знакомые нам ребята, которые там учились…
— Дейв Харрисон ходил в Гротон. И Алик тоже. А они тебе нравились.
— Нравились?
— Разве нет? Не говори мне только, что тебе не нравились Дейв и Алик.
— Сколько раз я встречался с ними в Нью-Йорке?
— Ты у Алика был шафером.
— Вместе с шестнадцатью другими шаферами, или восемнадцатью, или не помню уж, сколько их там было.
— А он ведь не был твоим шафером, — задумчиво произнес Джо. — Почему?
— Я его не приглашал, — ответил Артур. — Алик женился сразу после колледжа. А мы с тобой пару лет подождали, и к тому времени Йель уже не имел для меня такого значения, как прежде… если вообще когда-либо имел. Я не уверен, что мне следовало идти в Йель. Я не жалею, что туда пошел, но мне кажется, что я всему тому же научился бы и в Лафайете. И я уверен, что в Гарварде я бы научился еще большему. А в Йеле я так старался попасть в секретное общество, которое мне, черт подери, было абсолютно ни к чему, но я точно знал, что ты в него попадешь, и потому мне тоже обязательно нужно было в него попасть. Если у меня был бы сын — которого у меня никогда не будет, — я бы послал его в гиббсвилльскую городскую школу и в Пенн.
