Некоторые люди, мыслящие узко и плоско, утверждают, что речь и только речь отличает нас от животных. Но, позвольте! Сравним долгие, утомительные и крайне бедные информативно речи политиканов и короткий ультразвуковой сигнал дельфина, при помощи которого он передает объемный образ реальности.
Нет и нет. Тут мы, может, и отличаемся, но не в лучшую сторону, а подобное отличие нам не подходит по определению, ибо нас интересует то, что делает нас выше животных в собственных глазах.
Некоторые горячие головы считают, что нас отличает юмор. Однако внимательные к своим питомцам владельцы кошек и собак могут возразить на это, что и животные нередко демонстрируют способность к таким каверзным проделкам, что не всякий юморист сравнится с ними.
Однако есть у человека и черта изумительная. Это определенный, безусловный, ярко выраженный рефлекс помощи ближнему, даже с риском для собственной жизни. И сколь цинично, сколь строго мы ни судили бы человеческую природу – этого у нас не отнять.
Взаимовыручка среди животных распространена. Ее диктуют простые законы выживания. Но ни один из них не станет помогать другому, если видит угрозу для себя. Исключением, которое только подтверждает правило, может служить самоотверженность собак, защищающих хозяина, которую они переняли от людей, никак не иначе.
Люди ненаблюдательные, мало знающие о жизни дикой природы, тут же поставят нам в вину не упомянутый нами материнский инстинкт, заставляющий самку защищать детеныша. Однако материнский инстинкт у животных – это такой же миф из мира науки, как «теплород» и марсианские каналы.
Публика на галереях равномерно двигалась в обход пирамиды, следя за участниками соревнований. И на втором ярусе вместе со всеми двигался человек, назвавший себя Рейвен. Его интерес к гонкам несколько отличался от интереса окружающих.
И нужно отметить, находясь в толпе, он не уступал по наблюдательности сыщику, который был на третьем уровне. От внимания Рейвена не ускользнуло то, что человек в зеленом плаще и котелке обратил на него внимание. Острый глаз вычленил из массы людей и спутников сыщика.
В ту же секунду Рейвен решил, что ему достаточно впечатлений и больше здесь задерживаться не стоит. Он мог только гадать о причине интереса к его персоне у незнакомцев, но как бы то ни было, а любого внимания к себе он стремился избегать.
Но именно рефлекс помощи ближнему заставил его поступить нелогично и парадоксально.
Хай Малькольм Лендер высказал, безусловно, правильное суждение, утверждая, что причиной страшной катастрофы стал «кольчатый червь» – «Челендж-Трек».
Создатели этого чуда техники вложили все интеллектуальные усилия в придание монстру небывалой мощности, неслыханного ускорения и способности преодолевать крутые подъемы.
Они, безусловно, стремились поразить воображение потенциального потребителя.
И они достигли своей цели.
Но в погоне за ней – этой целью – достойные мужи забыли о сочетании двух параметров, которые любой инженер со времен зарождения этой профессии всегда держит в голове и борется за единство целого в их балансе. Это сочетание прочности и жесткости конструкции.
Модульная машина была настолько новым решением, настолько неожиданным с точки зрения динамики, что, вложившись в прочность, ее создатели забыли о жесткости. Никогда еще доселе сцепки составов не испытывали таких поперечных нагрузок.
Ведь пассивные вагоны тянутся за паротягачом, и поперечные нагрузки при заносе на повороте компенсируются продольными, которые обеспечивает тяговое усилие.
Здесь же каждая секция вносила свою лепту в скорость. Продольные нагрузки были невелики, а достаточной жесткости в конструкции ничто не обеспечивало. И они не выдержали. Чего и следовало ожидать.
Центробежное ускорение, при невиданной скорости, вполне могло бы смахнуть с рельсов и вагоны. Но короткие, пыхтящие мотор-колесами секции оказались вне конкуренции по части саморазрушения.
Эту гибкую и потому неустойчивую машину накренило на повороте на правый борт, и средние секции оторвали колеса от рельсов.
Толпа ахнула, увидев, как медленно, несоразмерно стремительности происходящего, червяк выгибается, подобно личинке капустницы на листе, вздымая вверх и наклоняя вправо свою среднюю часть.
И публика, находившаяся не в лучшем месте для наблюдения происходящего, но услыхавшая по слаженному: «А-а-ах!», с этой стороны, рванула туда, где будет лучше видно.
Сотни и тысячи пришли в движение!
Жандармы пытались предотвратить давку.
И поскольку длины окружностей ярусов были, со всей очевидностью, разными, то и путь от места до места занимал меньше или больше времени.
Тогда как толпа на уровне Рейвена начала только еще уплотняться, на том уровне, где были Кантор и его спутники, – народ уже сплотился до монолита, через который не протолкнуться.
Кантора, Лендера и Орсона едва не смяли, когда народ двинулся на них. И Кантор потерял Рейвена из виду.
Публика еще ничего не поняла, но Рейвен уже легко перепрыгивал перила своего яруса, для того чтобы оказаться на нижнем.
Когда подошвы его ботинок, весьма примечательных ботинок, если бы кто-то обращал внимание на такие мелочи, коснулись настила, «Челендж-Трек» еще несколько мгновений кренился, удерживаясь от неминуемого крушения.
В тот момент, когда Рейвен перемахнул последние перила и оказался в узком коридоре, отведенном для дежурных жандармов, «Челендж-Трек» вдруг с лязгом и скрежетом, окутываясь клубами пара, свалился с пути, разрываясь и переворачиваясь.
Публика взревела.
Публика ахнула и застонала.
Публика метнулась волной туда и обратно.
Четыре секции червя угодили на шестой путь.
И набравший чудовищную инерцию «Айронинг-Рэм», тяжелый и непробиваемый, врезался в них с оглушительным лязгом и скрежетом.
Грейдерный нож бронированной машины подбросил вверх колесные пары, похожие на катушки для ниток, разрезая соперника, словно тесак омара.
Разламывая и дробя металл, могучая машина невольно продемонстрировала всю свою сокрушительную мощь.
И в тот же миг раздался первый взрыв.
И в сторону публики полыхнула целая туча горячего белого пара.
Если бы кто-то мог оторвать взгляд от происходящего, то заметил бы, что под прикрытием клубов пара темная фигура с необыкновенной легкостью перемахнула через последний барьер, отделявший его от поля, и метнулась в сторону катастрофы.
И тут…
И тут же громыхнул второй взрыв, и в тумане, накрывшем место происшествия, жалко и беспомощно затренькал колокольчик жандармской спасательной кареты.
Взорвались кольца котлов.