Дойль раздраженно тряхнул головой:
– Милорд, боюсь, этот человек – не джентльмен. Я вполне могу представить, что он примет ваш вызов и потом прикажет одному из своих людей вышибить вам мозги выстрелом в затылок.
Байрон резко повернулся и бросил на него яростный взгляд:
– Кто он? Я не могу вспомнить, как его зовут. На кого он похож?
Дойль поднял свои пышные брови:
– Почему бы вам самому не попробовать вспомнить это? Тот голос: «Да, Хорребин, этого тоже придется убить». Попытайтесь не только услышать, но и увидеть.
Байрон прикрыл глаза и почти сразу же удивленно произнес:
– Я в шатре, полном каких-то египетских древностей; самый уродливый клоун в мире сидит на чем-то, похожем на птичью клетку. Он говорит с каким-то лысым стариком... О Господи! Это же мой греческий доктор Романелли!
– Ромени, – поправил Дойль. – Он грек?
– Нет, Романелли. Ну, мне кажется, он итальянец, но он лечил меня, когда я болел в Патрах. Как могло случиться, что я до сих пор не узнал его? Наверное, мы с ним вернулись в Англию вместе... но зачем Романелли смерть короля? И зачем для этого тащить меня из Греции? – Он сел и посмотрел на Дойля в упор, довольно воинственно. – Я не шучу, приятель, – мне надо точно знать, какое сегодня число.
– Это одна из немногих вещей, в которых я уверен, – спокойно ответил Дойль. – Сегодня среда, двадцать шестое сентября 1810 года. И вы говорили, что всего четыре дня назад находились в Греции?
– Черт побери! – прошептал Байрон. – Похоже, вы не шутите! Поверите ли, я помню, как лежал в лихорадке в Патрах, и это было не больше недели назад. Да, в прошлую субботу я точно находился в Патрах, и этот негодяй Романелли со мной. – Он улыбнулся. – Знаете ли, Эшблес, все это как-то смахивает на колдовство! Даже... даже если бы через весь континент протянулась цепочка пушек, из которых бы меня выстреливали каждый раз в нужную сторону, я и то не успел бы попасть сюда в срок, чтобы вчера поить лондонцев за свой счет. Юлий Секвенций описывал такие случаи в своей книге о чудесах. Не иначе как Романелли подвластна воздушная стихия!
Эдак мы далеко зайдем, подумал Дойль.
– Возможно, – осторожно кивнул он. – Но если Романелли лечил вас там, то он... он наверняка остался там. Ибо этот доктор Ромени – очевидно, это его близнец – был здесь и раньше.
– Близнец, говорите? Ну, этот лондонский близнец очень скоро выложит мне все как на духу, если потребуется – под дулом пистолета! – Он решительно встал, потом брезгливо осмотрел свой наряд и ноги в чулках. – Проклятие! Я не могу себе позволить вызов на дуэль, когда на мне эта гадость! Надо сначала зайти к галантерейщику.
– Вы намерены пугать чародея пистолетом? – саркастически поинтересовался Дойль. – Да его... э-э... воздушные стихии уронят вам на голову ведро, чтобы вы не смогли прицелиться. Полагаю, сначала нам стоит нанести визит этому Братству Антея: если когда-то они представляли реальную угрозу для Ромени и его людей, они, может быть, помнят, как противостоять их чарам.
Байрон нетерпеливо щелкнул пальцами.
– Полагаю, вы правы. Вы сказали «мы»? У вас что, тоже с ним счеты?
– Мне необходимо узнать от него кое-что, – ответил Дойль вставая. – Кое-что, что он... вряд ли расскажет мне... добровольно.
– Отлично. Так пошли же к этим... как их? Братству Антея? Тем более у нас есть время, пока не будет готова моя новая одежда и обувь. Антея, говорите? Это не те ли, что имеют обыкновение расхаживать босиком по грязному полу?
Это напомнило Дойлю о чем-то, но он не успел понять, о чем именно, так как Байрон поспешно влез в свои ненавистные башмаки и устремился к двери.
– Вы идете?
– Да, конечно, – откликнулся Дойль, надевая плащ Беннера. «Запомни это – насчет босых ног и грязи, – сказал он себе. – Это связано с чем-то очень важным».
* * *
Капельки пота сползали по лбу доктора Ромени, как крошечные хрустальные улитки. Усталость мешала ему сосредоточиться, но он упорно пытался связаться с Мастером в Каире. Вот в чем дело, догадался доктор Ромени, эфир слишком восприимчив, потому что, не пройдя и десяти миль, его послание начинает рассеиваться конусом, теряя энергию, вместо того, чтобы узким лучом устремляться к свече, постоянно горящей в чертоге Мастера, оно останавливается и возвращается к его собственной свече, отзываясь громким, искаженным эхом, которое так бесит его самого и до смерти пугает цыган.
Он еще раз поднес горящую лампу к почерневшему фитилю магической свечи. Это была уже двенадцатая попытка, и как только появился маленький шар пламени, он физически ощутил, как силы покидают его.
– Мастер! – хрипло произнес он. – Вы меня слышите? Это я, ка Романелли, из Англии. Мне необходимо поговорить с вами! У меня такие новости, может быть, придется остановить всю операцию. Я...
– Фименна злижедди? – Его собственный голос, искаженный и замедленный, вернулся к нему так громко, что он отшатнулся от свечи. – Эддьяка, Раббибелли задингли. Бнене оббготимма... – Идиотское эхо резко оборвалось, оставив только слабый шум – словно далекий ветер хлопает занавеской. Это не назовешь успешным контактом, и все же это хоть чем-то отличается от предыдущих попыток.
– Мастер? – с надеждой в голосе спросил он. Так и не превратившись в человеческий голос, далекий шелест начал складываться в слова.
– Кес ку сехер сер сат... – шептала пустота, – тук кемху а пет...
Огненный шарик погас, когда свеча, сбитая кулаком Ромени, ударилась о полог. Он поднялся в холодном поту, дрожа и пошатываясь, выбрался из шатра.
– Ричард! – рявкнул он злобно. – Куда ты провалился, окаянный? А ну...
– Акай, руа! – откликнулся старый цыган, спеша на его голос.
Доктор Ромени оглянулся. Солнце уже клонилось к закату, прочерчивая на вересковой пустоши длинные тени; оно явно было слишком занято неизбежным погружением в Дуат и последующим плаванием на ладье сквозь двенадцать ночных часов, чтобы оглядываться на то, что происходит на этом лугу. На траве возвышалась высокая поленница, похожая на двадцатифутовый пролет моста, и резкий запах бренди в вечернем воздухе не оставлял сомнений в том, что его угрозы подействовали и цыгане все-таки вылили на дрова весь бочонок, не оставив себе ни капли.
– Когда вы вылили бренди? – спросил он.
– Минута назад, руа, – отвечал Ричард. – Мы бросать жребий, кто помогать тебе.
– Отлично. – Романелли протер глаза и глубоко вздохнул, пытаясь выбросить из головы шепот, который слышал только что. – Принеси мне жаровню с углями и ланцет, – произнес он наконец. – И мы попробуем вызвать эти духи огня.
– Аво. – Ричард поспешил прочь, бормоча охранительные заклинания, и Ромени снова обернулся к солнцу, которое уже коснулось тьмы. И пока его страж погружался во тьму, слова, что он слышал, все громче звучали в его голове: «Кес ку сехер сер сат, тук кемху а пет...»
