головы в толпе. Причина проста: сюда на машине никак не доберешься.
Она поворачивается к Салливану.
– Вы подтверждаете, что Фахризаде находится среди паломников?
– Мы сумели вставить маячок ему в каблук и можем напрямую следить за его перемещениями.
– Ваши люди в форме саудовской службы безопасности готовы действовать?
Салливан делает несколько звонков и подтверждает:
– Все так, как вы распорядились. Все, что нужно, – зеленый свет от вас.
Со своей удобной смотровой площадки Моника наблюдает за толпой, потом изучает в бинокль здания вокруг.
Знаю, ты где-то близко.
Знаю и другое: ты меня чуешь. Мы всегда чуем присутствие друг друга, правда, Николь?
Даже если бы в консульстве в Джедде не было наших микрофонов, и мы не подслушали бы твой разговор с Фахризаде, я бы почуяла, что ты где-то рядом.
Это очередная наша шахматная партия.
В прошлый раз ты обрушила два небоскреба и при помощи девятнадцати пешек причинила ущерб одной цитадели.
В этот раз я попытаюсь ликвидировать того, кто может сыграть у тебя роль шахматного слона.
Например, руководителя иранской ядерной программы…
4
– Что вы здесь делаете? Вы не мусульманка!
Мохсен Фахризаде движется вместе с толпой в направлении Каабы. Говоря, он смотрит мимо Николь. Он одет во все белое, это символ чистоты. На ней тоже ритуальное одеяние, волосы убраны под платок.
– Вы не вправе участвовать в нашем священном паломничестве. Убирайтесь, вы… вы…
Он ищет правильное оскорбительное слово.
Он назовет меня «неверной»?
– Вы с Запада.
Она глотает слюну.
Этот человек – игрушка в моих руках. Никакой персональной реакции на его слова! Он верующий, у него есть убеждения. Я должна их уважать.
Николь О’Коннор хватило ловкости, чтобы без труда миновать охрану. Она знает, что никто из паломников не станет проверять ее религиозную принадлежность. В руке у нее белый зонт, чтобы прятаться от солнца – и от соглядатаев.
– Я здесь с целью вас защитить, – отвечает она на слова Фахризаде. – Они могут совершить покушение.
– Кто, израильтяне?
Это слово он произносит с омерзением.
– Американцы, – отвечает Николь. – У нас есть «кроты» в их тайных службах. Они уверенно доносят, что на сегодня против вас намечена акция. Извините, что не предупредила вас раньше, информация поступила всего несколько минут назад.
Иранец недоверчиво качает головой.
– Я все равно пришел бы, даже если бы вы предупредили меня заранее. Быть здесь сейчас важнее всего, это одна из пяти обязанностей верующего.
– А если вы погибнете?
– Моя жизнь в руках Аллаха. Решает только Он.
– Раз так, может, это Он прислал меня, чтобы вас спасти?
Мохсен Фахризаде едко усмехается.
– Все равно никакой иностранный агент не сможет наброситься на меня здесь. Нас слишком много. Любой, кто попытается до меня дотронуться, будет побит камнями, как я сам будут через несколько минут швырять камни в стены, изображающие Сатану.
– Вы не понимаете, вашей жизни угрожает серьезная опасность.
Он выглядит удрученным, хотя по-прежнему смотрит в сторону.
– Вы женщина. Зачем вам, чтобы я, мужчина, вас слушал?
Он саркастически усмехается.
Он немного действует мне на нервы. Что ж, придется спасать его вопреки его воле.
В этот момент масса паломников, раньше шагавшая бодро, замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается. Это происходит на середине моста Джамарат, соединяющего две скалы долины Мина.
Николь помнит, что девять лет назад 362 паломника погибли – задохнулись или были затоптаны – на этом самом месте.
Она настороженно встает на цыпочки и вытягивает шею, чтобы видеть поверх голов и анализировать ситуацию.
Этот мост – критически узкое место.
Ее стискивают со всех сторон. Мужчины и несколько женщин вокруг нее уже страдают от давки.
Она косится на Фахризаде. Тот зажмурился и шепотом молится.
Люди в белом вокруг нее тоже твердят молитвы.
Сама она, как велит коммунистическая доктрина, всегда считала религию опиумом для народа, средством манипулирования массами, особенно неграмотными.
– Надо выбираться, пока не поздно, – говорит она ему.
Но Фахризаде, не обращая на нее внимания, начинает молиться громче.
Это же моя техника использования толпы! Думаю, в этот раз к ней прибегла Моника.
Она поднимает глаза, уверенная, что увидит ненавистную конкурентку, следящую за ней откуда-нибудь с высокого этажа, но на балконах ближних отелей слишком людно, чтобы узнать на расстоянии ее лицо.
Извини, Моника, но я не дам тебе поймать меня в мою же ловушку. Я не хожу ферзем и конями, а ты не умеешь ходить пешками и слонами.
Продолжая размышлять, она невольно морщится от нарастающего напора толпы. Некоторые стиснуты так сильно, что не удерживаются от крика.
Я найду выход.
Она изо всех сил вытягивает шею.
Достаточно, чтобы все перестали думать только о себе и все вместе осознали происходящее, – и все будут спасены. Но, обуреваемые эгоизмом, они хотят идти, спасать свою шкуру, напирают… отсюда риск коллективной гибели.
Она лихорадочно размышляет.
Моника извлекла урок из своего провала в тот раз, когда я сыграла пешками. Теперь она выбрала правильный момент, правильное место, правильного человека. В точности как я на стадионе «Эйзель». Браво, моя школа! Она не повторяет старых ошибок. В этот раз мне не остановить людской вал при помощи автомобиля. Значит, будут погибшие.
Вокруг нее оглушительно вопят перепуганные люди.
Похоже, толкучка уже достигла пяти человек на квадратный метр.
Она закрывает глаза.
Спокойствие! Мне еще не поставили мат, я еще не загнана в угол. Всегда есть выход. Только не тянуть!
Но размышлять спокойно, когда на тебя налегают как минимум десять человек, в том числе твой объект охраны, становится все труднее. Вдобавок усугубляется жара: на мосту, под палящим солнцем, температура достигла 43 градусов.
Кто-то крадет у нее белый зонт, но она не в претензии, потому что надеется, что тень от зонта спасет кого-нибудь в преклонных летах, нуждающегося в нем больше, чем она.
Вокруг нее многие уже задыхаются. Всех несет вперед течение, подобное морскому. Плотность толпы неуклонно возрастает.
Она плотно прижата к иранцу, которого взялась охранять, и чувствует запах его пота – это запах страха.
Рядом кто-то дергается, и Мохсен Фахризаде падает. Его топчут, удар ногой в лицо приходится ему в переносицу, другой удар – прямо по носу. Кто-то грузный топчется по его животу, круша ребра. Николь ожесточенно толкается, чтобы его освободить, но его настигает новый удар – в ухо.
– Я ранен, мне больно, наверное, сломано ребро! – кричит он, теперь уже глядя Николь в глаза. – Доставьте меня в больницу, скорее!
Ей удается поставить его на ноги.
– Надо пробиваться в противоположную сторону, чтобы покинуть опасную зону. Представьте, что мы
