сделать, а сейчас не могу, он…
Снова моргнул. На этот раз разбудил громкий кашель. Это один из зрячих вином подавился. Я впервые почувствовал, что голодный.
О чем это я? Записки из под виселицы… хех. Точно, я думал намалявать кровью текст своих мыслей на стенах. Если у зрячих хватит мозгов рассмотреть в этом шедевр нового литературного направления, оставлю для этого мира памятник своему гению. Или лучше сборник анекдотов… например: зашли в бар немец, русский и…
Удар.
Кажется снова отключился. На этот раз, разбудил меня чей-то сапог, прошедший по колену.
-Давай, сюды приходь, - лицо Пайка, некогда безобидное и доброе, сейчас напоминало лицо Голума, если бы тот решил покривляться. – Давай, псина!
-Я отсюда и не уходил, кретин! – выплюнул я, окончательно придя в себя. Злость, поднявшаяся в груди, чуть притупила окружавший нас туман. – Отойди. Ты загораживаешь мне солнце.
Пайк недоуменно обернулся, словно в каменной коробке действительно где-то было солнце.
-Какое? – спросил он.
-Которое я выдумал. И вообще не мешай. Я уже почти придумал план побега и вот-вот намереваюсь его реализовать. Тебе лучше поблизости не быть, когда все начнется…
-Веришь в это? – хмыкнул бывший друг.
-Знаю, Пайк.
-Хах! – натянуто хмыкнул Пайк. – В моче, дерьме и блевотине валяется и говорит о ПоБеГе! – безобразно передразнил он. – Думаешь, Томас тебе поможет? Или Сави? Успоко…
-Томас? – я умудрился приподнять одну бровь. – Ха! Значит этот засранец в руки не дался. А ты тот ещё брехун, Пайчело. Говорил, что его повязали. А насчет моих нечистот: обосцан, но не сломлен!
Кашель разорвал гортань. Не нужно было повышать голос…
Пайк прикусил губу и злостно топнул. Видимо хотел попасть сапогом мне по голени, но я вовремя её оттащил.
-Кстати, - начал я. – А как там твоя матушка поживает? Она бы, наверное гордилась таким сыном как ты. Ушёл за своей любовью, и решил ни с кем её не делить. Хех, знаешь, пока это говорил, понял на сколько ты жалок. Это греет мне сердце, продолжай в том же духе.
-Почему? – почти с мольбой спросил Пайк. Видимо он пришёл с твердым намерением добиться от меня хоть чего-то помимо острот, но эти самые остроты протаранили его характер и проехались сверху. – Почему ты… такой? Ты проиграл! Я! Я победил! – он принялся бить себя по груди. – Почему ты ведешь себя так?!
-Исторически сложилось, - пожал я плечами. Во всяком случае, попытался. – И потому что бой продолжается до тех пор, пока ты не победил. Знай, Пайчик, я буду идти до последнего. Как бы жалко моя туша сейчас со стороны не смотрелась, внутри у меня ещё что-то есть. Что-то, чего нет у тебя и никогда не будет. Хех, как и любящей девушки.
-Ты… - Пайк сжал кулак и замахнулся.
-Не рыпайся! – выдал один из гвардейцев грубым басом. – Иль станешь соседом по нарам. Заодно приберешься в камере. Крыкун недоделанный!
-Это я его поймал! – выкрикнул Пайк в отчаянии. – Я! Это благодаря мне он здесь! А что сделали вы?!
Все стражники его проигнорировали, покрутили пальцами у виска да отвернулись спинами. Я хихикнул, словив на себе яростный, почти безумный взгляд Пайка.
-О боже правый, зачем ты создал мир, и милый, и кровавый, и дал мне ум, чтоб я его постиг… - прошептал я и закрыл глаза. – Успокойся, Пайк. Сходи в бордель там, поистязай вялым местных куртизанок, повспоминай Ниссу, её улыбку, её бедра…
-ЗАТКНИСЬ! ЭТО Я! Я ПОБЕДИЛ! Я-А-А!
-Я молчу, - хмыкнул я. – И я умру. А эти мысли тебе будет шептать глас рассудка, пока ты не сдохнешь. Думаю, на этом можно нашу встречу закончить. Или ты для чего-то сюда пришёл?
Пайк промолчал. Было слышно, как тяжело тягают его ноздри пропахший нечистотами воздух. Кузнечные меха, не меньше.
-Уйди, не мучай себя, - пробурчал я, чувствуя, что уже отключаюсь. – Мне больно на тебя смотреть.
И да, я отключился. Только, видимо, от удара по ребрам. Боль вспыхнула и погасла.
А очнулся уже в тот момент, когда меня волокли по ступеням. Звук лязгающих доспехов, брякающего оружия, скребущее чирканье сапогов по камню. Только на свежем воздухе я понял, насколько сильно от меня несет смертью… одна из солдатских рук на секунду показалась мне костлявой, без мышц. Но в следующее мгновение наваждение растворилось, и в глаза ударил свет. На проходной, за решетчатым окном снова сидела костлявая фигура, глядя на меня раскосыми зенками из под балахона. Но нет, это был один из инквизиторов.
Видимо, все это время я был в местной мучильне. Странно, что меня даже не водили на допросы. Может дело в том, как я выгляжу? Хм. А как я выгляжу? Вряд ли красавчик. Впрочем, кожа ещё отваливаться не начала, наверное, уже славно. Хоть немного презентабельный вид будет на плахе. Казнить и без того уже разложившийся труп, не то чтобы большое развлечение. Как помирающего щенка добить… скорее милосердие.
Уже когда меня забрасывали в кибитку без окон, подумал, и понял, что боюсь умирать. Приземление на дощатый пол оказалось неприлично болезненным. Я даже улыбнулся, радуясь, что могу чувствовать. А смогу ли чувствовать после смерти? Следом послышался удар по крупу лошади и крик:
-Пошла!
И меня начало подкидывать вверх-вниз, растряхивая размякшие мышцы. Больно, неприятно, и удобную позу хрен найдёшь, ибо, что так говно, что так насрано… в прямом смысле. Я конечно по-всякому умирал, но никогда так унизительно. Если понимал, что смерть неизбежна и выбраться у меня, скорее всего не получиться, унижение, пытки, побои и насмешки можно было прекратить одним движением челюсти и истечь кровью. Понимание, что за одной жизнью последует другая спасало от сомнений. Но даже имей я шанс на вторую попытку здесь и сейчас, то не порадовал бы своей преждевременной кончиной старину Пайка. Он должен увидеть плоды своей работы и понять, что отдал свои принципы на растерзаний куда дешевле тридцати серебряников. Не удивлюсь, если кончит он, так же, как и Лука.
Жесткая остановка привела меня в чувство. Дверцы кибитки распахнулись, в неё протянулись две пары рук в латах и утащили меня на свет, прямиком на гул, который закатился в открытую дверь
