«Ну, что же ты! Убей меня!» – вопил Вилем про себя, но из его уст не вылетало ни слова. Свортек тоже молчал. С его рук не срывались ни летучие демоны, ни сгустки огня. Лишь ветер ерошил патлы, да беспокоился конь за спиной.
Глаза Вилема застлала пелена. По телу прошла дрожь, рот против воли скривился, и маленький хинн осел на землю, рыдая и воя. Когда он поднял голову, Свортек уже исчез.
– Отпусти его, мальчик.
Вилем вцепился в труп отца еще крепче и зарычал. Кто-то встряхивал его раз за разом. Низкий голос уговаривал его уже целую вечность. Чужак был не один: несколько человек ходили по двору Лютобора и переговаривались, но Вилем даже не пытался прислушаться к их словам. Ему было все равно. Только этот громкий голос, низкий и мощный, как горн, не желал убраться ко всем чертям.
– Отпусти его, маль…
– Оставь меня в покое! – заорал Вилем и попытался наугад пнуть незнакомца, но сильные руки вдруг подхватили его за шкирку и протащили по земле, заставив выпустить тело отца из рук. Вилем завизжал. Он раскрыл глаза, чтобы расцарапать и разбить морду обидчику, но яростные слова застыли на его губах.
Единственный зрячий глаз, не скрытый повязкой, смотрел на него строго, но без злости. Палицы в руках воина Вилем не увидел, зато рассмотрел на плаще нашивку в виде рогатого жука.
– Ян Хроуст? – глупо спросил он. – Я сплю?..
– Лучше бы спал, – печально ответил Хроуст. – Как тебя зовут?
Вилем на мгновение опешил: редко кто интересовался его именем, стоило людям рассмотреть чужеземное лицо. Но Хроуст терпеливо ждал ответа, пристально глядя на измазанного в грязи и пепле мальчишку.
– Я… Вилем… Латерфольт.
Впервые в жизни он назвал себя Латерфольтом вслух, еще и перед героем своих грез. Героем своего отца, бездыханного на выжженной земле.
– Увы тебе, Латерфольт, – отозвался Хроуст. – Ты пойдешь со мной?
Шарка не помнила, как они добрались до особняка. Ее словно разделили надвое: одна Шарка, опьяненная, не помнящая себя, утопала в любви и желании, вторая же смотрела историю бастарда и его семьи, как сон наяву.
Латерфольт не заметил ничего подозрительного. Он явно был не в состоянии вообще что-либо замечать. «Пойдем домой», – прошептала Шарка, пока за ее пеленой блаженства маленький Вилем рыдал у трупа отца. Взрослый Вилем послушно подхватил ее на руки и понес в особняк.
В комнате было светло: луна благоволила этой ночи. Латерфольт запер дверь на ключ. В серебряном свете блеснули его широко распахнутые глаза. Он стряхнул с себя хиннский плащ, прошелся прямо по нему и бросился на кровать к Шарке, все еще одетой в нелепое грязное платье. Латерфольт припал к ее рту, на сей раз не спрашивая разрешения. Губы его, не встречая сопротивления, скользили все ниже, к шее, к вырезу платья…
– Латерф, – прошептала Шарка. В ответ он промычал что-то, продолжая ласкать ее шею и грудь. – Латерф! Подожди!
– А? – он поднял голову. Лишенное всякой мысли лицо егермейстера вдруг стало невинным, детским, несмотря на худобу, оспины и бороду. Таким же, как, наверное, было у маленького Вилема, когда отец обещал ему, что Ян Хроуст победит и признает его Латерфольтом.
На глазах Шарки выступили слезы. Она уже давно чувствовала их, даже там, на берегу, пока он целовал ее, не подозревая, что она видит внутренним взором. Она спрятала лицо в ладонях.
– Шарка, – растерялся Латерфольт. – Я сделал что-то не так?
– Нет, просто…
Вилем, маленький изгой Вилем, баюкающий на коленях окровавленную голову отца, стоял перед ее глазами.
– Я не могу… Ты же знаешь, кем я… Что я… Я грязная! – Шарка наконец отняла руки от лица. Слезы в глазах размыли Латерфольта, но она все еще видела перед собой испуганного мальчика.
– Шарка, – прошептал Вилем и обхватил ее, прижал к себе, как ребенка, и стал медленно раскачиваться, пока она бормотала бессвязные слова, уткнувшись в его грудь. – Шарка, я так не думаю. Для меня ты – самое чистое, самое прекрасное существо на свете, милая…
Как ей было объяснить, что она и вправду грязная? Всю жизнь самое отвратительное отребье использовало ее для утоления своей похоти, и никто не видел в ней ничего чистого и прекрасного. Но вдобавок теперь она содержала в себе еще большую мерзость – ту самую, что выжигала целые деревни вместе с женщинами и детьми, что хохотала, пока демоны разрывали людей в клочья, искалечила тысячи судеб, включая судьбу самого Латерфольта…
Как же он не понимает?
Голос Свортека, сила Свортека, воспоминания Свортека – все это осталось в ней. Как можно полюбить того, кто содержит в себе такое великое зло?!
Но Латерфольт, похоже, вправду не понимал.
– Прости. Я слишком поспешил. Я не хотел тебя пугать…
– Ты здесь ни при чем.
– Я не хотел тебя расстраивать, я просто… Боги, какой же я дурак…
– Нет! – закричала Шарка. – Не смей говорить так о себе!
Разве имеет право она, чудовище, грязная шлюха, так вести себя со своим спасителем, который принял ее как равную, который впервые в жизни не захотел ее использовать, а вместо этого защищал, оберегал, гордился?
Слезы высохли. Шарка выбралась из объятий Вилема, упала перед ним на колени, принялась быстро, яростно развязывать шнуровку на его штанах и взяла в руку твердый горячий член.
– Нет, нет, нет, – бормотал Латерфольт, пытаясь убрать ее руку, но она лишь вцепилась в него крепче.
– Ты не хочешь?
– Хочу, но… – Он изо всех сил боролся с собой, судя по тому, как яростно пульсировала его плоть в ее руке. – Шарка… Я просто хочу, чтобы ты тоже этого хотела.
Он крепко сжал ее руки в своих и мягко, но уверенно увел их от паха. Шарка больше не настаивала, оставшись сидеть на коленях. Вихрь чувств унесся прочь, оставив тупое онемение: она уже ничего не понимала. Латерфольт зашнуровался, помог Шарке сесть обратно на кровать и подобрал с пола плащ.
– Латерф… Вилем.
Егермейстер, уже отпиравший дверь, обернулся, удивленно приподняв брови при звуке своего имени.
– Останься, – попросила Шарка. – Просто поспи со мной.
– Хорошо, – отозвался он без раздумий.
Они легли в постель, не раздеваясь; он – чуть в стороне, словно боясь прикасаться к ней. Какое-то время они молча лежали, глядя в потолок и ничего не говоря. Затем их словно притянуло друг к другу, и они уснули, вжавшись одна в другого – рыжие волосы на черных, рука в руке…
А потом Шарка увидела новый сон.
