class="p1">– М-м-м, – неопределенно мычит Каролина и очень медленно поднимает голову, словно это легкое движение причиняет ей адскую боль. – О-ой, – морщится и хнычет, массируя виски.
– Тебе не следовало так напиваться, – укоризненно качаю головой и ставлю чайник.
Знаю, что напрасно лезу в ее жизнь, но не могу промолчать. Невозможно смотреть на нее, измученную, помятую, страдающую. Она ведь маленькая совсем, только в институт поступила, вся жизнь впереди, а вместо учебы гробит свои нервы и здоровье.
– Ты мне не мама, чтобы замечания делать, – ядовито бросает, выпуская шипы. А взгляд пустой и несчастный. И хрипло добавляет: – И не сестра.
Каролина ведет себя как трудный подросток. Прячет боль под маской дерзости и стервозности. Но упоминание о погибшей сестре выдает ее истинные чувства.
– Нет, конечно, – делаю крепкий кофе без сахара, добавляю дольку лимона, немного холодной воды, чтобы не обжечься. И ставлю чашку перед настороженной девчонкой. А она не торопится пробовать напиток, будто ждет от меня подвоха. – Думаю, сестра тебе бы сразу отсыпала ремня, – аккуратно произношу, приподнимаю завесу прошлого и надламывая корку на чужой глубокой ране. Каролине должно стать легче, если она выговорится.
– Неа, она меня любила и баловала. И Тимур тоже. Я у них вместо родного ребенка была, – закусывает щеку изнутри и все-таки обхватывает руками горячую кружку. Подносит к сжатым, дрожащим губам, но не отпивает, а прячет в ней горечь и слезы. Тянусь через стол и пальцами осторожно надавливаю на дно чашки, заставляя Каролину сделать глоток. – Фу! Горько-кислый какой-то, – кривит она нос, зато отвлекается от душевных терзаний.
– Пей через «не хочу». Он должен облегчить последствия… кхм… вчерашнего, – завуалированно объясняю.
Такой кофе я иногда варила Игорю, чтобы он быстрее приходил в себя после очередной бизнес-встречи «без галстуков». Свекровь научила. Как и не повышать голос на мужа, которому и так плохо, и не устраивать истерик, ведь он добытчик. Вот только она в такие дни даже не заезжала к нам, не желая попасть под его горячую руку. Зато я натренировалась общаться со страдающими от похмелья людьми. И теперь оттачиваю свои навыки на малышке Каролине.
– Я с непривычки. Впервые со мной такое… – послушно вливает в себя горький напиток и оправдывается, не поднимая на меня глаз. – Папа как вчера сказал, что Тима не будет, я сорвалась и рванула в какой-то клуб. Просто сидела там в углу, плакала и пила. И все как-то быстро произошло. Я даже не помню, как Андрею звонила. На автомате. И, кажется, карту Тимура потеряла, – закрывает лицо руками. – Он меня точно возненавидит теперь.
– Глупости не говори, – осекаю ее. Она всхлипывает, а потом зло зыркает в мою сторону, пристреливая взглядом, словно вспомнив, что записала меня во враги. – Каролина… Лина, – сажусь напротив. – Я понимаю, что ты ревнуешь...
– У Тимура были женщины сразу после того, как Оля… – сглатывает, не озвучивая то, что до сих пор не хочет принять. – Правда, я со слов папы такие выводы сделала, а сама не видела. За столько лет – ни одной. Тим сам здесь жил, – с тоской окидывает кухню. – Но потом в его доме появилась ты. Такая похожая, – нахмурив брови, совершает следующий выстрел. – Заменила ее...
– Так, стоп, – выставляю ладони перед собой, будто защищаясь. – Давай сначала скажу я, – жестом прерываю ее попытку вставить слово. – Я не готова выслушивать обвинения, тем более, несправедливые. Мне от бывшего мужа и его мамочки хватило с лихвой, – заявляю честно, и девчонка теряется от моего строгого тона. – Я тоже испытала на себе, как это – терять родных. У меня нет отца, а мать умерла, когда мне было всего три года, – обнажаю свою душу и надеюсь, что Каролина не посмеет плюнуть в нее. – А не так давно меня предал муж, которого я очень любила. Все, что у меня осталось, – мой сын. И больше никого. А Тимур… – невольно запинаюсь, чтобы не выпалить лишнего. И не скомпрометировать нас. – Он помог нам с Владиком, приютил в трудную минуту. Когда нам совсем некуда было идти. Вот и вся история.
– Хочешь сказать, что вы просто живете здесь? – скептически изгибает бровь. – Как квартиранты?
Квартиранты… Какое точное определение. Наверное, нам с Владиком оно подходит.
– Да, но тем не менее… – делаю вдох, чтобы продолжить как можно тактичнее: – Тебе необходимо принять тот факт, что у Тимура своя жизнь. И она продолжается. Он не должен себя хоронить, а тебе не следует попрекать его или обижаться. Ему и так очень тяжело…
– Папа тоже так говорит, – тихонько признается и, испугавшись своей же откровенности, прячется за чашкой кофе.
– Папа плохого не посоветует, – улыбаюсь, вспоминая Влада Аркадьевича. Каролине повезло с отцом. – Однажды Тимур шагнет дальше. Найдет девушку. Возможно, даже женится. Обзаведется семьей, детьми. И это совсем не значит, что он предаст твою сестру.
– Главное, чтобы рядом с ним не ты была, – внезапно заявляет Каролина и обводит меня изучающим взглядом, останавливается на лице. – Это ненормально, – добивает меня.
«Почему?» – хочется спросить, но я останавливаю себя. Какая разница, если у нас с Тимуром нет никаких отношений, кроме рабочих и… дружеских. Насчет последних не уверена, но мне хочется так думать. О чем-то большем и речи быть не может.
– Ты можешь быть спокойна по этому поводу, – выношу нам с Тимуром приговор, ставлю на нас крест и поднимаюсь с места.
– Мама-мама! – вопит из гостиной Владик.
– Ох, завтрак! Сына не накормила, – сокрушаюсь я, не зная, куда мчаться: к нему или к плите.
– Помочь? – неожиданно отзывается Каролина. И даже привстает на секунду, но тут же обессиленно падает на стул. – Только если сидя, – бережно поглаживает дурную голову.
– Никаких резких движений, – ухмыляюсь, глядя на нее. – Кофе пей!
Делаю пару шагов к дверному проему, выглядываю в гостиную и отшатываюсь, когда мимо меня проносится что-то мелкое и пушистое. Издает странные звуки. То ли визг, то ли мяуканье, то ли лай. И это нечто целенаправленно мчится на довольного Владика.
– Мама, собачка, – вопит сын, по громкости и тону чуть ли не дублируя скулеж щенка.
Ошеломленно
