class="p1">– Сир, но ордер…
Советники водили головами из стороны в сторону, будто по залу летали не колкости и препирания, а игровой мяч.
– Вы провели незаконное слушание. Пункт пятый и никакой другой не распространяется на членов моей семьи. Тристан Трувер неприкосновенен.
Присутствующие опешили. Заявление было громким. Даже Гаро отвлекся от своей ярости и перевел взгляд на Илию. Первый Советник справился с шоком и решил, будто король говорит иносказательно.
– Ваша Истинность, мы принимаем во внимание вашу близкую дружбу и полное доверие в отношении адъютанта, но он все же не член королевской семьи, – Первый Советник обратился к соседу, и тот лихорадочно закивал.
Илия хмыкнул. Он многие годы считал Тристана домочадцем и понять не мог, отчего так категорично определил его место в своем кругу. Внезапная мысль пришла к нему спасением.
– Вообще-то вы ошибаетесь, – начал Илия. – Еще будучи несовершеннолетним, Тристан Трувер прибыл в дом моего отца, который взял его под свое покровительство. Да, лорд Гавел не оформлял опекунство над Тристаном, так как, хотя тот и был сиротой, но уже стал рыцарем, а значит, сам нес за себя всякую ответственность. Но согласно обычаю, если лорд становится патроном благородному юноше и принимает его в свой дом, то его сыновьям он с той поры считается побратимом.
Илия буквально почувствовал на себе восхищенные взгляды стоящих по бокам от него пальеров.
– Сир, это просто смешно! – воскликнул Первый Советник.
– Вы теперь смеетесь над моими словами? Мне кажется, не того человека обвинили в государственной измене!
– Ваша Истинность! – Его оппонент бился в истерике. – Вы не можете просто назвать адъютанта побратимом, потому что он год пожил с вами под одной крышей!
– Могу, – уверенно ответил король. – Если у двух неродных людей одна кормилица, они считаются молочными братьями и членами одной семьи, однако документов об этом им не выдают. О существовании обычая знает каждый эскалотский ребенок. Ордер недействительный.
В подтверждение слов Илия разорвал лист на четыре части. Жест стал жирной точкой в его заявлении. Советники решали, как поступить. С одной стороны, нашлось бы множество бюрократических тонкостей, которые бы позволили бодаться с королем. Но с другой стороны – зачем? После возрождения Кургана никто больше не сомневался в том, что Илия I – Истинный король. Никто, кроме одного человека. У Илии внутри все кипело от желания отыграться на Первом Советнике, но он понимал, что сейчас, когда ему придется оставить столицу и отправиться на войну, неизвестно на сколько, менять человека на самой высокой государственной должности неверно. Король выжидающе вздохнул. Он был полон готовности претворить угрозы в жизнь, но надеялся, что Первый Советник примет верное решение. И невыносимый, вечно брюзжащий старик склонился.
– Сир, раз таково ваше слово, я подчинюсь. Вы до сего дня не заявляли о вашем родственнике, потому я полагал, что в своем праве выдвигать обвинения. По прибытии Тристана Трувера, если у Совета, – он намеренно подчеркнул коллективность претензий, – останутся причины подозревать его, мы составим обвинительное письмо с прошением рассмотреть дело в королевском суде.
Множество голов кивало, а некоторые оставались опущенными в виноватом поклоне. Про себя Илия благодарил Первого Советника, что тот не довел дело до импичмента и огромной проблемы. Однако позже Илия попросил Гаро связаться с Тристаном и сообщить, чтобы тот не выезжал в Эскалот, а шел вместе с радожской армией.
Ренара рвалась провожать брата до линии фронта. Говорила, что может помочь, предлагала свои навыки врачевания. Илия ее патриотизму, конечно, умилялся, но категорично отказал. Он объяснил, что в полевой армии Эскалота нет женщин, даже среди санитаров и связистов. Король поведал, что единственные батальоны, где могут служить девушки – медико-санитарные, но и те всегда расположены в занятых ближайших городах.
– В наших окопах нет места женщинам, – повторил он.
– Но я узнала, что в Радожнах… – попыталась спорить Ренара.
– Мы не в Радожнах, – закончил спор Илия. – И потом, ты мне очень нужна в столице. Присмотри за мамой, она никак не оправится. За Первым Советником тоже приглядывай.
– Каким образом? – не поверила ушам Ренара. – Он вчера у меня перед носом дверь закрыл, а я всего лишь пыталась к тебе попасть, чтобы ты вовремя принял снадобье.
– Задача сложная, не спорю. Но я уже увидел достаточно, чтобы предположить: львиная доля политических талантов нашего отца досталась тебе.
Она кокетливо улыбнулась, комплимент ей польстил.
– Я в тебя верю, – проговорил Илия на прощание.
– Я в тебя тоже, братец-король.
Они оба улыбнулись, вспомнив их первые встречи во снах – украденное детство друг с другом, не унаследованное ими в реальности.
Илия вновь ехал на фронт, только Тристана рядом с ним не было, а тыл не оставался защищенным острым умом и выстроенной обороной его отца. Сейчас и только сейчас он почувствовал то государево одиночество, о котором говорил ему Эльфред. Король прошлого, его всеобъемлющая память так заметны, так ощутимы – будто лежишь, завернутый в армейский спальный мешок, а где-то под спиной нашелся камень, что мешает спать.
Илия, хотя его войско уже и встало лагерем на Новом фронте, спал в кровати на пуховой перине и с пуховым же одеялом внутри просторной личной палатки, которую тщательно охраняли дежурные. Стылый воздух согревали две чугунные печки, угли в них постоянно обновляли: раскаленные засовывали в металлические грелки и под матрас, чтобы король не простыл, а в печки засыпали новый. Кроме кровати и печки внутри палатки примостился накрытый стол и удобное кресло, два ночных горшка под кроватью. На полу простирались мягкие ковры – все занавешивало короля от ужасов фронта вокруг палатки и увлекало в сон без сновидений. Но этот камешек… Он упирался между лопаткой и позвоночником, напротив шумящего сердца. Илия повернулся к прикроватной банкетке, на которой стоял подсвечник и бутыль со снадобьем. Он дал слово Ренаре принимать лекарство по расписанию. Но слышался зовущий звон Лоридаля, что висел в ножнах на крестовине с амуницией. Слышался голос Эльфреда в памяти: он больше не был капризным мальчишкой и юношей с горячей головой. Эльфред догнал Илию, и сейчас они были одного возраста – годы первого цветения пестрых идей Малахитового двора. Илия потянулся к сосуду и взял его в руку. В снадобье плескались блики огней. Король свесил босые ноги с кровати, и ступни утонули в ворсе ковра. Спрятав так и не откупоренную бутыль в ящик с остальными лекарствами, Илия прошел к крестовине. Он достал Лоридаль из ножен. Начищенный клинок сиял даже в тусклом теплом освещении.
– Время слушать королей прошлого, а не обрюзгших чиновников, – прошептал Илия.
Он
