я хочу услышать?
– Правда верю, – ни секунды не раздумывая, ответил Мик.
Мирра промолчала, только снова вытерла глаза. Они сидели в тишине до самого прихода Рут.
– Долгая ночь, – уставшим бесцветным голосом сказала она, садясь рядом с Миком.
Далла будто повзрослела на несколько десятилетий за один вечер. Мик обнял ее, и Рут опустила голову ему на плечо.
– Не передумали ехать? – Мирра наконец отвернулась от огня и посмотрела на них. – Это поступок Лайма вас натолкнул?
– Нет, конечно, не передумали, – Мик покачал головой. – И нет, Лайм ни при чем. Просто Яха-Ола – единственная, от кого я в своей жизни слышал исин.
– Если это был исин, – тихо добавила Рут.
– Уверен, это был он, – Мик не дал сомнениям вновь одолеть себя. – Мы возьмем с собой Свод, который вынесли из книгохранилища, и записку отца – вдруг удастся пролить свет хоть на что-то из этого… И мы все-таки отправимся в этот путь не так, как Лайм. У нас будут зверозубы. Карты и наставления Даи. Запасы. И мы ведь вдвоем, – Мик крепче обнял Рут.
Внезапное решение отправиться на поиски Яха-Олы в Чашу Леса поначалу даже самому Мику показалось нелепым, но чем больше он думал об этом, тем сильнее убеждался в его правильности. Кем бы ни была Яха-Ола, она уже однажды помогла им спастись. Она могла что-то знать о Пятой, послании Рыся, Своде… Ну, или просто Мик так отчаянно хотел в это верить, что не давал себе выслушать ни одного разумного возражения. Что-то манило его туда – так же, как несколько месяцев назад под пыльные своды ристалищ.
– А провожатые? – грустно спросила Мирра.
– Вьюга хотела, но нет, – ответил Мик. – Все равно к самой Чаше никто из себерийцев не приближался. Говорят, там совершенно непроходимые дремучие леса и никогда не тает снег. И вернуться оттуда живым невозможно.
Рут вздрогнула. Мик знал: она сейчас подумала о Лайме.
– И тебе, конечно же, надо именно туда, – язвительно сказала Мирра. Она теперь сделалась еще жестче в суждениях. – Никто не смог, а ты пройдешь.
– Ну так и Яха-Олу никто не видел прежде, – с наигранной беззаботностью ответил Мик.
Мирра недоверчиво фыркнула.
– Я все равно не понимаю. Есть письмо от твоего отца. Есть все мы тут, те, для кого война не окончилась. А ты несешься за какими-то дурацкими фантазиями…
– Ну а что я должен делать? – вспыхнул Мик. – Лететь в Предел на верную смерть? Ждать тут непонятно чего, зная, что наше сопротивление обречено? Да даже захоти я, не смог бы следовать туманным указаниям отца – в них вообще хоть слово кто-нибудь понял? И что мне прикажешь еще предпринять, а?
Мирра молчала, вглядываясь в пламя. Рут осторожно сжала его ладонь.
– Орион по-прежнему верит Бартену. А я хочу верить Ориону, – Мик поднял руку, и огонь разгорелся еще чуть ярче. Теперь уже получалось спокойно говорить об утерянном Знании, раньше же при мысли о нем внутри поднималась такая волна негодования, что выходило только кричать. – Если этот Свод так важен, нужно разобраться. Мы не можем просто вернуться в Элементу. И сидеть здесь сложа руки – тоже не выход. И я все еще не настолько готов положиться на Бартена, чтобы рассчитывать только на то, что ему удастся что-то сделать.
– А записка твоего отца? Орион ведь сказал, что Говорящий с ветром действительно мог бывать у Высокого Храма, да? Я присутствовала, когда он давал напутствия улетавшим к Острым Хребтам.
– Это всего лишь версия. Если Бартену так хочется – пусть разбирается с ней. Я разберусь с этим позже. В этой записке ни слова нет про Знание или Свод.
– Как знаешь, – только и ответила Мирра.
Они помолчали. Мик подумал, что вечер и правда оказался совершенно бесконечным.
– Это ночь памяти, – Рут подняла голову с его плеча. – Себерийцы ее так зовут. Памяти тех, кто ушел. Расскажете мне о них?
Рут ждала. Мик сидел неподвижно, не решаясь произнести хоть что-то. Первой нарушила молчание Мирра.
Это были их истории – что-то Мик помнил по-другому, о чем-то Мирра просто не могла знать, – но в них однозначно жили они сами, такие, какими были до всех этих страшных дней. Длинные летние вечера и возмущенные наставления мамы, общие шутки и секреты, первые неудачи и успехи при Дворах. Ссоры и драки – Мик однажды действительно чуть не спалил Риккарда, и тот любил ему припомнить это при каждом удобном случае. Побег в Ангорию за сокровищами, который они замыслили, но, конечно же, так и не совершили; карамель, утащенная однажды в праздники с кухни; ночные вылазки на Стреле. Торжества, танцы, планы, мечты. Свадьба, которую этим летом они с Ликой должны были сыграть. Рыбацкий дом и любимая лодка Риккарда. Мик вдруг понял, что перебивает, говорит и говорит, даром что был Молчуном, и никак не может остановиться, хоть смеется и плачет одновременно, и Рут с Миррой вместе с ним. Свет детства, который жил в этих историях, внезапно оказался светом нового дня, заглянувшим в окно. Чуть живые от усталости, себерийцы разбредались по домам.
Наступило утро.
1010 год от сотворения Свода,
30-й день первого весеннего отрезка Элемента, Предел, Водные тюрьмы
Аврум
Даже в самые жаркие дни тут все равно царили сырость и холод. Сейчас же, в середине весны, когда настоящее тепло еще не пришло, находиться у входа в Тюрьмы было почти невыносимо. Близость ледяной воды всегда вызывала у Аврума какое-то отвратительное предпростудное состояние: начинали слезиться глаза, во всех мышцах ломило. Он поморщился. Едва ли сами заключенные ненавидели Водные тюрьмы так же сильно, как Аврум. Но в сегодняшнем деле нельзя было положиться даже на Баста.
Огонь обжег Авруму кончики пальцев, словно призывая одуматься и остаться на берегу. Он не обратил на Пламя никакого внимания и сделал еще несколько шагов в сторону Океана. Стихия принадлежала Авруму, а не наоборот. Решения будут оставаться за ним.
От запаха соли и гниющих водорослей накатывала почти невыносимая дурнота. Аврум сделал глубокий вдох, стараясь не дышать носом. Это тоже владения императорской семьи, и ничто не помешает ему войти, раз он так решил.
Свод сомкнулся над головой, оставляя за пределами шумы побережья и дневной свет. Но легче не стало. Чужая, враждебная Стихия будто пыталась раздавить Аврума, прижать лицом к сырому песчаному дну. Аврум представил, как он без сил ложится прямо здесь, закрывает глаза и позволяет своему Огню навсегда погаснуть. Только толща соленой воды и далекие неясные отблески во всем стремительно исчезающем мире.
– Ваше Величество? –
