Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
острые как бритва металлические кончики ее вееров. – Пришло время исправить то, что в своем дворце-тюрьме сделал с нами ХунИ.
Позади со стороны бывших шаклахирских придворных послышался ропот одобрения.
– Ланьмэй, – сказал Шаньцзюнь и заключил ее в объятия. – Я всегда буду рядом, чтобы тебя исцелить. Заранее прошу прощения за каждую чашку супа с грибами-гусеницами, которую я тебе скормлю.
Лань крепко обняла его и прошептала:
– Спасибо, Шаньцзюнь.
Когда она отодвинулась, то заметила, что Тай смотрит на нее с непонятным выражением лица. Под растрепанными волосами виднелись его блестящие глаза.
– Чо Тай, – неожиданно выдал он. – Можешь звать меня Чо Тай.
Возможно, любому смотрящему на них такое прощание показалось бы странным, но Лань поняла таившийся в нем смысл. «Тай» было односложной элантийской версией его имени, и он, поймав ее на том, что она подслушивала его и Шаньцзюня в школьной библиотеке, приказал обращаться к нему только так. С тех пор он упорно отказывался позволять ей называть его настоящим, хинским именем.
Наклонив голову набок, Лань одарила Заклинателя Духов улыбкой.
– С превеликой честью, – и с этими словами она развернулась и направилась прочь. Позади себя она слышала, как ученики и практики из Шаклахиры пришли в движение: зазвенели длинные мечи, палаши и колчаны. Она слышала нежное бормотание Тауб, когда та уводила самых маленьких учеников в гостевые покои во внутреннем дворе.
– Сун Лянь!
Лань обернулась через плечо. Широкими шагами к ней направлялась Дилая, удаляющаяся от учеников и света фонарей. Она остановилась в тени сломанной ивы, ветви которой разделяли ее лицо на черное и белое, и Лань показалось, что в разрезе серого, словно гроза, глаза, в алых губах и волевом подбородке девушки она увидела призрак ее матери, Улары.
Несколько мгновений Дилая стояла с разинутым ртом, пытаясь подобрать нужные слова. И все это время Лань задавалась вопросом, станет ли она свидетельницей чуда, будет ли Дилая мила с ней.
Матриарх клана Джошеновой Стали будто бы прочла ее мысли. Плотно сжав губы, она пристально посмотрела на Лань, а затем шумно выдохнула. Ее глаза вспыхнули.
– Моя мать научила меня, что исход войны нельзя предугадать, – сообщила она. – Но я обещаю, что мы еще встретимся. Если не в этой жизни, то в следующей. – Дилая помолчала. – И я все еще буду лучше тебя во всех искусствах практики, маленький лисий дух.
Лань почувствовала, как уголки ее губ поползли вверх. Улыбка. Она не могла припомнить, улыбалась ли когда-нибудь Дилае по-настоящему.
И все же, должна была иметься веская причина, по которой «прощай» на хинском не подразумевало расставания. «Цзайцзянь» означало «еще увидимся».
– Еще увидимся, Лошадиная морда, – сказала Лань.
Она прошла через ворота. Те же, через которые когда-то, давным-давно, в последний раз прошла ее мать. Лань провела рукой по оружию, что висело у нее на поясе: маленькому кинжалу, который рассекал пространство между звездами, и окарине, которая исполняла песни призраков.
Она вышла через огромные ярко-красные парадные двери, похлопала по потертым бронзовым дверным ручкам в виде львиных голов и закрыла за собой усадьбу. Лань посмотрела на место, где познала любовь и потерю, на место, ставшее началом истории, круг которой теперь замкнулся, снова приведя ее сюда. Начало и конец.
Она призвала силу Бога-Демона и создала портал в город ярких огней, шумных улиц и храмов с золотыми крышами, что тянулись до самых небес.
Сун Лянь шагнула сквозь печать Врат, чтобы отправиться на край света.
25
И когда под тяжестью инь, посланной Богом-Демоном,
Ксан Толюйжигин впал в безумие, родилось Последнее царство: золотая эра света и справедливости.
Тьма была побеждена; междоусобицы сменились миром.
Император Ян Лун, «Записки императора об истории»
Эра Последнего царства
Сальные свечи и палочки благовоний пришлось заменить трижды к тому времени, когда Цзэнь закончил рисовать печати для Всадников Смерти – по одному набору печатей призыва и по одному набору связующих печатей для каждого отдельного Всадника. С трудом переводя дыхание, Цзэнь прислонился спиной к стене. Его ци было похоже на опустевшую чернильницу: печати на каменном полу он чертил собственной кровью, которая являлась сильнейшим проводником энергии и самым надежным способом вложить в печать свою волю. Одежда и волосы Цзэня пропитались потом.
Комната, казалось, вращалась, а темнота и инь давили на него. Каждый раз, когда он моргал, время распределялось неравномерно: могло пройти либо полтора перезвона, либо сразу несколько. Перед ним лежала «Классика Богов и Демонов», но Цзэнь уже почерпнул из нее все, что мог, поэтому закрыл книгу и надежно спрятал ее обратно в мешочек.
Все еще дрожа, он потянулся к кувшину с водой.
Тот оказался пустым.
Эффект Семени Ясности уменьшался по мере того, как Цзэнь все больше и больше использовал силу Черной Черепахи. Теперь же он чувствовал, как ци Бога-Демона просачивается в его кровь и разум.
Печати на полу сверкнули в ожидании, когда их приведут в действие.
Время пришло.
Цзэнь, пошатываясь, встал. Он опустился на колени у ближайшей могилы одной из сорока четырех Всадников Смерти. Ее наружность была изображена на камне в виде высеченного портрета, облаченного в блестящие черные доспехи. Как и у других, ее глаза были открыты, так что у Цзэня возникло ощущение, что за ним наблюдают, и он оглядел комнату.
Цзэнь посмотрел на имя Всадника, выгравированное на мансорианском. Кер Саранеджин. Название родословной, за которым следовало личное имя – «Лунный цветок». Цзэнь вырос на историях о героях прошлого: о Ракуне, Солнечном лучнике, что сбил девять солнц, опаляющих землю, и тем самым спас человечество; о влюбленных Амуне и Ренги, которые разделили Вечное Небо и Великую Землю и вдохнули жизнь в этот мир. Но когда выжившие из его клана упоминали мансорианских Всадников Смерти, в их голосах слышались благоговение и страх. Черная Черепаха показала ему время, когда Всадники, сражаясь с другими кланами, спасли мансорианский. Но даже тогда их имена не стали частью истории, об их деяниях не сочиняли баллад и поэм… а все из-за того, кем они были и какой вид практики использовали.
Демонические практики, что свернули с Пути.
«Если я должен увидеть тьму, чтобы наш народ познал свет, – сказал он однажды Лань. – Тогда я раз за разом буду делать тот же выбор».
Цзэнь достал из мешочка четыре палочки благовоний. Он взмахнул фу, и их кончики вспыхнули, окрасив погребальную камеру в кроваво-красный цвет.
Поднеся палочки ко лбу, Цзэнь поклонился один, два, три раза.
– Да заберет мою душу Вечное Небо. Да поглотит мое тело
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
