бы прошла, не заметив, но на шестом уровне царства мёртвых обычная с виду избушка показалась пряничным домиком. К гадалке не ходи, за теми цветастыми занавесками мнётся какая-нибудь хтоническая ересь и ждёт, когда заплутавший пилигрим постучит в дверцу. А там по классике: плотный обед, добрая банька, жарко натопленная русская печь и здоровущая лопата. Ну на хер!
Воротившись на двести метров назад, от греха подальше, обошла избу по широкой дуге, оставив за спиной голодную ведьму. Может, и не было никакой ведьмы, но проверять, так ли это, охоты не возникло. Бережёного Морана бережёт, а небережёного бабай стережёт!
Не успела отдалиться от жилища хтони, как упёрлась в пень. Откуда он взялся на тропе — дело третье. На пеньке сидела девочка лет шести. Ничего особого: русые волосы, курносый веснушчатый носик, честные-пречестные голубенькие глазки-пуговки, скромное застиранное платьице в заплатах, растянутые на коленках колготы, чешки «прощай молодость» и жёлтый дождевик. Шмотьё хоть и старое, но вполне современное. Несмотря на бомжеватый видок, девчонка не вызывала неприятия — напротив, располагала к себе. Смущала лишь одна деталь… Пигалица глазела на меня с хитрым прищуром и жадно облизывала пухлые губки остреньким язычком.
Я могла бы списать это действо на сухость или обветренность, если бы не мелкие иголочки зубов. Ряда в три, а то и четыре. Кажись, началось! Домик-то я обошла, да на хозяюшку напоролась! Вот ведь незадача!
— Тёть, а тёть? — пискнула девчушка, блеснув частоколом зубьев.
— Чего тебе? Кутя запропал?
— Кутя? Какой Кутя? — недоумённо хлопнула ресницами свиристелка, мигом прекратив облизываться.
— Тот самый Кутя! Дай пройти, нечисть, я тут туристом! Брысь с дороги!
— Туристом, говоришь, ну иди, раз такое дело, я ж не держу, а то, может, в гости зайдёшь, чайком попотчую, на травках. Вку-у-сный!
— Не, не пойдёт, вот если бы баньку, тогда да!
— Так это… и баньку протоплю, напарю как следует! — Девчонка аж подскочила с пенька и ухватила меня за наручи.
— Ай! Больно же! Злая ты! — шикнула мелкая.
— Ага, очень злая, и мяско у меня жестковатое, губки обваришь да зубки обломаешь. Давай договариваться. Хочешь вкусняшку?
— Вку-у-сня-я-шку? — протянула тварь, хищно облизнувшись.
— Смотри, что у меня есть!
Достав серую батарейку, повертела перед носом пигалицы.
— Ой! Мана! Дай! — Малая протянула ручку, но я жестом фокусника прибрала накопитель в хранилище.
— Дам пять батареек, но ты отведёшь меня к седьмому уровню, идёт?
— Десять накопителей — и не накопителем меньше, — деловито заявила выжига.
— Чё это десять, не жирно ли будет? — стала торговаться я, пытаясь скрыть ликование.
— Да то это! Путь далёкий, отсюда не видать. Меньше чем за десять не поведу, а будешь упираться, приглашу в гости и ты не сможешь отказаться! Люблю, видишь ли, гостей. Особливо их сладенькие косточки!
— Восемь батареек! — не сдавала я позиции.
— По рукам, но четыре вперёд! — Девчонка, протянув ладошку, хитро осклабилась.
— А не обманешь? Уж больно рожа у тебя протокольная!
— Фу, как грубо! Ты из лесу вылезла, что ли?
— Говно вопрос, из тени я. Держи задаток, но коли надуешь, сожгу избу и тебя заодно! — Протянув девчонке батарейки, отошла чуть в сторону.
— Расслабься, княжна, Ягиня слово держит!
— Ягиня? — недоверчиво переспросила я.
— Уши прочисть, Оленька, не люблю два раза повторять! Моране кланяйся. Марию убей, иначе она твои потрошка на опыты пустит. Как голову срубишь, в мешок засунь. Коли сработаешь, как велю, поведаю, где найти то, не знаю что. — Малолетняя Яга, выудив из воздуха обычный пластиковый пакет из «Пятёрочки», всучила мне.
К слову сказать, «Пятёрочкой» в Российской Империи и не пахло.
— Про дом забудь! Нет его больше. Живи тем, что имеешь. Твоё место в этой вселенной. Таков рок!
Схватив пакет, аккуратно свернула и убрала в подпространство. Не то чтобы я собиралась рубить башку бабуле, но спорить с древней сущностью не решилась. Ягиня вам не Баба-Яга из сказок, а бывший пограничник Нави. Прекословить той, кто Калинов мост стерегла, себе дороже.
— Пойдём, княжна, хорош глазами блымать, или на огонёк заглянешь?
— Благодарю, Ягиня, но в другой раз. Нагостилась я в царстве мёртвых, пора и честь знать!
— Ну как знаешь. Чаёк у меня и взаправду хорош. Плюс двести к карме! — Сущность, жёлчно захихикав, схватила меня за руку и, не обращая внимания на ожоги, поволокла в кусты.
Не успела я запаниковать, как Яга остановилась. Прошли всего-то метра три. И…
— Чего застыла, козявка, пришли. Про наказы не забудь, ибо худо будет! Накопители на бочку — да шуруй отсель!
— То есть как «пришли»? Ты же сказала, путь неблизкий! Так дело не пойдёт, что ещё за кидок средь бела дня!
— Глаза разуй, бестолочь! — Ягиня в сердцах сплюнула и ткнула перстом куда-то в сторону.
Готова поклясться на кодексе системного инквизитора, что секундой ранее на этом месте не было ничего, окромя разлапистого папоротника, сейчас же вместо куста монолитной глыбой высился сплошь расписанный рунами путеводный камень. Протянув Ягине горсть чёрных батареек, шагнула к валуну, пока та не раздумала и не зазвала чайку попить.
— Тебе прямо, княжна. Передай Тёмной Богородице, что она достойна. Я поддержу, коли нужда застанет. Слово Ягини!
— Благодарю, высшая, дай Творец, увидимся.
— Всенепременно свидимся, княжна Нагая, не сомневайся. Не надорвись там с печатью. — Яга, гадко захихикав, растворилась в туманной дымке.
Прямо, значится… ну прямо так прямо. Пешки иначе не ходят!
Сделав шаг по узенькой тропке, очутилась в гигантском квадратном помещении и тут же упёрлась очами в ту самую печать Чернобога. Вот и приехали! Кучер, распрягай лошадей!
Прощальные слова Ягини угодили в яблочко. Ровно по центру мрачной залы стояла, или лежала, пятиметровая шайба истинного серебра. По её поверхности шустро бегали язычки чёрного пламени. Магический фон стоял такой, что тело гнуло к полу, словно сухой камыш. В астрал вообще не смогла зайти из-за ужасных помех: экранированный функционал брони сбоил, пришлось деактивировать «Деву», пока ещё была такая возможность.
Печать Чернобога тянула жизнь, причём не по капле, а по-взрослому — осушая залпом. Волосы седели на глазах. Половина бесцветных прядей невесомой иссушенной паклей опала на каменные плиты. Кожа на руках покрылась цыпками и пигментными пятнами. Груди сморщенным черносливом шлёпнули по дряблому пузу.
Кряхтя, перхая слюной, кривясь от дикой боли
