когда-либо могла выразить словами, мой сильный сын.
Магни заключил мать и сестру в объятия и крепко прижал их к себе. Когда он почувствовал, что к горлу подступают слезы, ему пришлось удержать их.
— Мы вернем себе наш дом и вернем тебя туда, мама.
— Все, что мне нужно, это чтобы ты и твой отец вернулись в целости и сохранности.
— Мы вернемся. — Он поцеловал ее в щеку и отступил. Мать Магни знала, что обещание, которое он давал при каждом расставании, было пустым, хотя и искренним. Каждое прощание воина с семьей может быть последним прощанием, и его мать знала это так же хорошо, как и он сам.
Приблизился отец, и Магни увидел, как дрогнула маска храбрости на лице матери. Он не мог на это смотреть. Он повернулся и поискал глазами Сольвейг.
Он застал ее уходящей от своих младших сестер. Она оставила своих родителей наедине с ними, как оставил своих родителей для прощания и он. Они встретились между двумя расстающимися семьями, и Магни схватил ее и прижал к себе.
ЧАСТЬ 4. ЛЕГЕНДА
20
Ярость и отчаяние боролись в душе Сольвейг, заставляя ее сердце колотиться, а желудок — сжиматься. Магни стоял прямо за ней, его грудь служила щитом за ее спиной, а легкие, но сильные руки лежали на ее плечах.
Она стояла как каменная, когда скейды вошли в гавань Карлса. Корабли почти бесшумно двигались по серой воде к опустевшему берегу.
Они отправились в это путешествие при первой же возможности, и так далеко на севере зима все еще держала землю в своих когтях. Дул резкий ветер, и по земле стелились полосы снега — сохранившиеся остатки некогда глубоких сугробов.
Ее шея скрипела от напряжения, когда Сольвейг повернулась и увидела своих отца и мать в соседнем скейде, стоявших на носу, совсем как они с Магни. Отец, казалось, почувствовал ее внимание и встретился с ней взглядом сквозь утренний туман. Выражение его лица не изменилось, и он не отвел взгляда.
Понимая, что он чувствует то же, что и она, и даже больше, и черпая в этом силу, Сольвейг снова повернулась к открывшемуся перед ними зрелищу.
Белые когти зимы резко контрастировали с зазубренными копьями сгоревшего дерева, обугленными остовами зданий, которые когда-то были домами, лавками и большим залом. Насколько могла видеть Сольвейг, сожгли все дома до единого.
Доки тоже исчезли, и только пилоны все еще стояли, как зубы, на плещущемся мелководье.
Карлса исчезла. Ее дома больше не было.
— Мне жаль, Сольвейг, — прошептал Магни ей на ухо.
Столько чувств боролось внутри нее за господство, что ни одно из них не мог взять верх. Она была в гневе и ярости и одновременно совершенно оцепеневшей.
— Наверняка тут есть охрана, — сказала она.
Если Магни и удивил холодный прагматизм в ее голосе, он этого не показал. Сжав плечи Сольвейг и поцеловав ее в ухо, он отпустил ее, и она наклонилась и подняла свой щит и меч.
У Карлсы была хорошая береговая линия, пологая и широкая, поэтому гребцы четырех скейдов вели их прямо вперед, пока они не уперлись в мягкое дно. Меркурианские корабли бросили якорь на некотором расстоянии, где их более тяжелые корабли могли оставаться на плаву.
Как только ее скейд сел на мель, не дожидаясь знака, Сольвейг схватила весла и прыгнула в воду.
Ледяная морская вода обхватила ее ноги, доходя до верхней части бедер. Она была рада этому — осознаваемому дискомфорту, точке фокуса в ее хаосе. Мир вокруг огласился оглушительным плеском прыгающих в воду налетчиков. Но голосов не было. Как и она, все были ошеломлены и молчали.
Они не были налетчиками, по крайней мере здесь. Это был их дом. И теперь от него ничего не осталось.
Они подошли к выжженной земле, которая когда-то была их домом. Готовая к драке, Сольвейг приблизилась к родителям и брату, и все они двинулись к Карлсе без какого-либо сигнала. Их вела только жажда крови.
Ее отец вышел вперед. Несмотря на пронизывающий холод, он снял тунику и меха и штурмовал насыпь с обнаженной грудью, держа топоры наготове, а плечи его были широкими и округлыми от напряжения. Сольвейг и Хокон шли следом за ним, а их мать — рядом с ними.
Агнар был с ними в этом путешествии, но сейчас он с ними не шел. Даже не оглянувшись, Сольвейг знала, что кратковременная задержка ее матери вызвана тем, что она приказала Агнару остаться на берегу. Он еще не был достаточно натренирован, чтобы сражаться, и уж точно недостаточно, чтобы вести в бою.
Это была Карлса, их родина, поэтому другие лидеры — Леиф и Магни, Астрид и Леофрик — отдали право вести их людей Вали и его семье. Но Сольвейг чувствовала близость Магни и его заботу о ней. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать, что он близко; она чувствовала его сбоку и чуть сзади.
Когда они приблизились к тому, что когда-то было городской площадью, прямо перед зазубренными черными клыками, оставшимися от обгоревших стен большого зала, ее отец остановился сам и поднял руки, останавливая воинов.
— Мы не одни, — сказал он, и слова были четкими и ясными, хоть он и не кричал.
Сольвейг подошла, чтобы посмотреть, что он видит, и он кивнул, привлекая ее внимание. Посреди обугленной земли и почерневших костей виднелась кучка обгоревшего дерева и золы, которая когда-то была небольшим костром — походным костром — и горела много раз на одном и том же месте, как если бы здесь был разбит лагерь.
После разрушения Карлсы кто-то разбил здесь лагерь. Воин, подчиняющийся приказу Толлака. Другой возможности не было.
Затем Сольвейг увидела, что слабый вихрь пепла, поднимающийся от этого круглого пепелища, не был обязан свои происхождением ветру. Он шел от огня — потому что тот еще не был полностью мертв. Где-то в золе были зарыты еще горячие угли.
Отряд увидел приближающиеся корабли и отступил прежде, чем их смогли обнаружить.
— Они сбежали или прячутся?
От города мало что осталось, и защитить от засады это малое не могло, но они были достаточно близко к лесу, чтобы стражники, разведшие костер, могли укрыться за деревьями, наблюдая, как они выходят на сушу. И наблюдать за ними прямо сейчас. Развалины города позволяли хорошо видеть чужаков.
Ее отец ответил на ее вопрос одним из своих собственных.
— Что бы ты сделала?
Если только это не была армия — а с чего бы ей здесь быть? —
