Аверин прямо спросил, как она к этому отнесется, и ее это тронуло. Ему было не все равно. Ему было важно, чтобы она не возражала. А как можно возражать, когда она видит, что он любит своих сыновей. Любит и скучает.
Они часто созванивались, дети сами ему звонили. Аверин спрашивал, не задевает ли ее это, а она смотрела на него как на болезного. И сейчас вот тоже спросил.
— Костя, я не настолько ущербная, чтобы не занять себя на несколько часов, пока ты будешь общаться с детьми. Думаю, пора уже начинать знакомство с твоей футбольной командой, — ответила Оля и поспешила добавить. — Если ты, конечно, этого хочешь.
Надо ли говорить, что ей самой было интересно посмотреть на «визгливую истеричку» и «хамовитое невоспитанное создание». Интуиция подсказывала, что змеиная натура Дианы не преминула вылезти наружу, и ты попросту оболгала мальчишек. Но собственное мнение составить хотелось.
Встретились в торговом центре. Роберта привезли Жанна с мужем, Жанка церемонно кивнула Оле, та так же кивнула в ответ. Мартина привез водитель. И Оля в который раз убедилась, какой стервой оказалась любовь всей жизни Аверина. А они — обычными детьми.
Роб — стеснительный подросток с Костиными глазами. Малыш Марти — живой непоседливый ребенок с аверинским овалом лица, скулами, бровями и полностью отцовской мимикой. Нормальный пятилетний ребенок.
Ясно, что гормоны били ключом, но ей почему-то было их всех жалко до слез. Костя явно соскучился по детям — без конца поправлял Мартину свитер, одергивал джинсы, подтягивал ремень. А Роберт не сводил с отца счастливых влюбленных глаз.
Отношения между братьями, несмотря на разницу в возрасте, казалось довольно дружелюбным. Было видно, что дети общаются.
Они поднялись на фуд-корт и заняли один из столиков.
— Папа, я приготовил тебе подарок, — сказал по-французски Мартин.
— Я очень рад, — ответил Костя, — только скажи это по-русски, сынок.
И тут выяснилось, что мальчик забыл подарок в машине. Он так искренне расстроился, что Костя решил сам спуститься за ним в паркинг, где ждал водитель.
— Я побуду с ними, иди. Вернешься, тогда и пойду по магазинам, — сказала Оля и торопливо добавила: — Если парни не возражают.
— Что вы, конечно, не возражаем, — очень вежливо ответил Роберт. Марти радостно кивнул, тряхнув белокурыми вихрами.
— Тогда я за коктейлями, — подмигнула им Оля, когда Аверин уехал вниз на эскалаторе. — Я буду шоколадный, а вы?
Она не могла сказать точно, когда все началось, настолько все произошедшее потом казалось фантастическим и нереальным.
Вот она стоит у прилавка с коктейлями, а вот уже видит, как неизвестно откуда взявшиеся бородатые мужчины с автоматами оттесняют людей с фуд-корта к эскалаторам.
Паника, крики, плач. Взгляд заметался и выхватил угловатого подростка с острыми плечиками, который прижимал к себе перепуганного младшего брата. Их тоже начали теснить к эскалаторам.
— Роб! — послышался снизу отчаянный крик. Крик раненого зверя. Или отчаявшегося отца. — Роберт! Марти!
И тогда их взгляды встретились. С бледного детского лица на Олю смотрели до боли знакомые черные глаза. Знакомые и любимые. Она опустила взгляд и увидела полные ужаса и слез голубые глаза маленького мальчика, который изо всех сил цеплялся за старшего брата.
«Чужих детей не бывает».
«Да, ты прав, любимый, прав. Не бывает».
Она решительно шагнула к эскалатору и напоролась на направленный в нее автомат. И хищный враждебный взгляд.
Он поймет, это слово на всех языках мира звучит одинаково. Даже у таких бородатых уродов с автоматами есть мамы.
Оля прижала одну руку к груди, а второй показала на жмущихся друг к другу Костиных сыновей.
— Я мама. Мазер[14]. Муттер[15].
Голос дрожал, но бородач хотя бы опустил автомат. Потом кивнул головой в сторону мальчишек и для убедительности махнул автоматом. Она увидела длинную багровую полосу, тянущуюся по вспоротому рукаву — бандит разодрал руку до мяса. Но автомат сжимал с той же силой.
Быстро, пока он не передумал — а главное, пока не передумала она сама, — Оля пошла к мальчикам.
— Зачем вы это сделали, — с упреком сказал Роб, — теперь мне еще за вас переживать!
Марти молча вцепился в Олины ноги. Она одной рукой обняла малыша, а второй притянула отчаянно храбрящегося Роберта. Они втроем ступили на эскалатор и поехали вверх, где их вместе с остальными заложниками ждали такие же бородатые вооруженные люди в камуфляже.
Ольга почувствовала, как Роберта трясет, хоть он и храбрился. И когда детская ладонь благодарно сжала ей руку, поняла, что все сделала правильно. Даже когда услышала душераздирающее:
— Оля! Нет!
Даже когда увидела пламенеющие глаза на белом как стена лице Аверина, которого за руки удерживали трое охранников торгового центра.
— Нет, Оля!
Быстро вытерла глаза и снова обняла Марти. Она все сделала правильно.
— Я вас вытащу, Роб, слышишь? Не бойтесь ничего, — неслось им вслед.
Оля закрыла глаза, потому что смотреть на Костю было страшно.
— Слышал, Марти? — Роберт старался, чтобы голос не дрожал, поэтому специально растягивал слова. — Не бойся, папа нас спасет. И вы тоже, пожалуйста, не бойтесь, Оля, хорошо?
Потому что тогда ему будет еще страшнее, поняла Оля.
— Не буду, — прошептала она и сморгнула. — Конечно, ваш папа всех спасет.
Глава 33Телефоны отобрали. Их — всего около тридцати человек — загнали в одно из вспомогательных помещений на техническом этаже и приказали сесть вдоль стен. Оля очень спокойным голосом объяснила мальчикам, что они теперь заложники. И чем сдержаннее себя вести, тем меньше шансов привлечь лишнее внимание.
Она старалась подбирать слова, чтобы не напугать детей еще больше. Понимала, что захватчики скорее всего под наркотой, и любой крик или плач могут вызвать неуправляемую агрессию. Поэтому самое правильное — выполнять все их требования.
Остальные заложники тоже молчали, никто не рыдал и не бился в истерике. В помещении царила гнетущая тишина, изредка прерываемая нервными всхлипами. Кое-кто шепотом молился, с опаской поглядывая на надсмотрщиков.
Время тянулось медленно, оставляя неприятное послевкусие, как след улитки, ползущей по поваленному стволу дерева.
Оля успокаивала мальчиков, но сама понимала, что они здесь надолго. Без воды и еды. Без туалета. Возможно, без движения. Как медик, она знала многое о выносливости человеческих организмов. И даже детских.
