поживете здесь с мое, так вообще прищуритесь, как японец.
– А может, племяш все-таки не на охоту ушел? – Старший следователь смотрел теперь на Медвецкого с прищуренной хитрецой, как будто уже начал становиться японцем. – И кстати, почему вы дверь за собой не закрыли?
– Какую дверь? – переспросил старый охотник.
– Входную, – отвечал Волин. – Мы как в дом вошли, вы дверь запирать не стали, оставили приоткрытой. Гостей, что ли, ждете? Или знак кому-то решили подать?
– Какой еще знак? – побагровел Медвецкий. – Забыл просто, сейчас пойду закрою.
– Да бог с ней, с дверью, – легкомысленно махнул рукой Волин. – Пусть стоит, как стояла. Вы мне лучше скажите, где у вас тут уборная.
Охотник с явным облегчением отвечал, что уборная тут прямо во дворе, за домом. В принципе, можно просто к забору подойти.
Волин отвечал, что к забору неудобно, у него живот прихватило. Не проводит ли его Глеб Захарович, а то темно там на улице, хоть глаз выколи. Запросто можно споткнуться, да и сломать ногу к чертовой матери. А то и обе ноги. Не говоря уже про то, что собака может броситься.
Медвецкий взял со шкафа фонарь, бормоча что-то себе под нос, повел Волина во двор. Тот, выходя из комнаты, незаметно махнул рукой Варламову: дескать, сиди, не рыпайся. Тот кивнул, покорно остался сидеть на жестком топчане.
Вышли во двор. Однако Медвецкий, вместо того чтобы вести гостя к уборной, подошел к Алтаю и спустил его с цепи. Пес с рычанием потрусил в сторону Волина. Старший следователь напрягся, сунул руку в карман, как будто за пистолетом.
– Тихо, Алтай! – прикрикнул на него Медвецкий. – Сидеть!
Алтай вильнул хвостом и послушно уселся на землю.
Зашли за дом. Охотник указал фонарем в сторону дощатого кривого сортира. Однако капитальное это строение совершенно почему-то не заинтересовало заезжего следователя. Он повернулся к Медвецкому, молча взял его за грудки и встряхнул так, что у того лязгнули зубы.
– Где золото? – негромко спросил Волин.
Старый охотник помертвел.
– Ка… кое золото? – пробормотал он неожиданно охрипшим голосом.
– Которое пенсионер из схрона вытащил.
– Какой схрон, какой пенсионер… – Медвецкого трясло, грубость и суровость его как рукой сняло.
– Какой пенсионер? – переспросил Волин зловеще. – Тот самый, который тут пропал и которого мы ищем.
– Я не…
Волин, не слушая, снова встряхнул Медвецкого, заговорил тихо, быстро.
– Про то, что пенсионера грохнул, пока молчи. Это Юркин отец, если узнает, я за твою жизнь ломаного гроша не дам. И защитить тебя ничем не смогу, имей в виду…
Тут Медвецкого наконец прорвало.
– Я не убивал! – захрипел он в истерике. – Клянусь, не убивал! И золото – тоже не я.
– А кто тогда? – жестко спросил Волин. – Пушкин Александр Сергеевич или другой какой русский классик?
– Это племяш мой, – торопливо заговорил охотник. – Не Пушкин – племяш. Он это, как Бог свят. Он ведь бил меня, угрожал. Сам он городской, из Магадана. Уголовник он, уж несколько раз сидел. А ко мне, сказал, отдохнуть приехал. Заметил, что я за кем-то слежу, пошел за мной. Увидел, как папаша этот ваш золото в рюкзак пересыпает, сразу убить хотел. Только у него из оружия один нож был. А я – нет, я наоборот, я заступился за старика. Мы и подрались с племянником, он мне фингал поставил, до сих пор видно. Но я-то сам ни-ни, не убивал никого, упаси меня Боже!
Волин наконец выпустил охотника, тот стоял перед ним, еле живой от страха.
– Где он?
– Кто? – угодливо переспросил Медвецкий.
– Пенсионер наш.
– А в подполе… В подполе мы его положили.
Старший следователь в ярости скрипнул зубами.
– Как – в подполе? Ты же только что сказал…
– Да живой он, живой, – заторопился охотник. – Только племяш велел ему ни воды, ни еды не давать. Сам, сказал, сдохнет, а у нас, сказал, на душе греха не будет. Хорошо, что вы пришли. Боюсь я его. Душегуб он.
– Ну вы и гады с вашим племянником… – начал было Волин, но тут из темноты грянул выстрел.
Старый охотник вздрогнул, лицо его, освещенное луной, перекосила судорожная гримаса. Упал на землю электрический фонарь, бросил слабый луч в пустоту. Волин успел подхватить падающее тело, не удержал, вместе с ним повалился на землю.
Раздался истошный лай, зашумели кусты рядом с домом.
– Фу! – озлобленно закричал кто-то из кустов. – Фу, сука! Пшел!
Невидимый в темноте Алтай глухо зарычал и, судя по крикам, стал трепать врага. На крыльцо выскочил Юрка, закричал:
– Орик, ты где?!
– Здесь я, – отвечал Волин, пытаясь перекричать рычание пса и злобные вопли его жертвы. – За домом!
Спустя несколько секунд Варламов стоял уже рядом с ними.
– Что с тобой? Ты жив?
– Я-то жив, – отвечал Волин, – а вот хозяин наш… Давай его под руки – и в дом, быстро.
Они поволокли Медвецкого в дом. За спиной у них грохнул новый выстрел. Было слышно, как завизжал Алтай, как жалобно заскулил, как яростно бранился невидимый враг. Волин захлопнул дверь, заложил ее засовом. Скулеж на улице затих.
Старший следователь болезненно поморщился.
– Конец собачке, – сказал он мрачно. – Бедный Алтай, он ведь нам жизнь спас…
Глава пятнадцатая. Встреча с душегубом
Варламов и Волин осторожно уложили Медвецкого на лавку в сенях. Старик хрипел, силясь что-то сказать. В тусклом свете сорокаваттной электрической лампы кровавая пена у него на губах казалась черной.
– Ничего, папаша, – приговаривал Юрка, разрезая на охотнике рубашку, – ничего, жить будешь. Ты, главное, молчи, говорить тебе сейчас вредно…
Волин быстро прошел в комнату, погасил там лампу, прильнул к окну, пытаясь разглядеть, что происходит на улице. Ему почудилось, что в дальних кустах шевелится какая-то тень. Он быстро закрыл и запер изнутри ставни. Вернулся в сени.
Юрка мрачно осматривал рану. Старик дышал тяжело, часто, со всхлипом.
– Плохая рана, – сказал Варламов чуть слышно. – Кончается старик. Сейчас возьму аптечку, попробую что-нибудь сделать. Но шансов почти никаких.
– Погоди, – остановил его Волин. – У тебя в аптечке бупренорфин есть?
Приятель только усмехнулся невесело: откуда у него бупренорфин, они же не на поле боя. Раствор кеторóлака есть. Пойдет, кивнул Волин, коли свой кеторолак. Юрка вытащил из рюкзака аптечку, набрал обезболивающее в шприц, вколол охотнику в предплечье. Спустя полминуты тот задышал ровнее. Волин наклонился над стариком.
– Глеб Захарович, – сказал он, отчетливо выговаривая звуки, – где золото?
Юрка посмотрел на него с изумлением: какое золото, старик помирает! Волин отмахнулся: не мешай. И снова повторил:
– Глеб Захарович, где золото? Оно в доме или снаружи?
Внезапно старик перестал всхлипывать, перевел взгляд на Волина, проговорил с трудом:
– В доме… Топчан. Под ним…
Он еще пару раз всхлипнул и затих.
– Плохи дела, – хмурясь, мрачно проговорил старший следователь.
Юрка только плечами пожал. Дела совсем никуда не годятся – помер старик.
– Я не про него, – отвечал Волин, – я про нас. Судя по всему, старика убил его племянник.
– Племянник? А зачем ему убивать?
– Чтобы не проболтался… О том, где они золото прячут. А прячут они его в
