этот день один год жизни объявлялось, что юбиляру исполнилось 82 года. Таким образом, угроза «плохого возраста» сводилась до минимума: человек пребывал в нем всего лишь несколько дней или недель[676].
Циклический знак и стихия совпадали один раз в 60 лет. Такая дата тоже требовала к себе особого внимания. А на всякий случай каждые 9 и каждые 12 лет человек обязан был приглашать к себе ламу и совершать определенные «календарно-очистительные обряды». В девятую годовщину мэнгэ устраивался обряд мэнгий засал (досл. «очищение родимого пятна»), в первою годовщину циклическою знака проводился сходный по смыслу обряд жилийн оролгон (досл. «поворот года»). И тот и другой были, по сути дела, магическими обрядами доламаистского язычества, хотя и проводились ламами, приглашенными из монастырей. Подробное описание этих двух обрядов у монголов сделано Л.М. Позднеевым в «Очерках быта буддийских монастырей…»[677].
Таков монгольский двенадцатилетний животный циклический календарь. Он наложился на сезонный календарь, и их совмещение произошло относительно безболезненно. Сезонный календарь обслуживал хозяйственные нужды кочевников и отражал истоки и традиции данного типа культуры. Система «Колеса времени» с его двенадцатилетним и шестидесятилетним циклами отражала, напротив, уже более высокую ступень развития общества. Складывавшийся государственный аппарат Монголии, появление письменных хроник, принятие буддизма в качестве официальной религии — все это требовало более совершенного календаря, который и был принят в уже сложившемся виде с некоторыми поправками и добавлениями.
Сопоставляя различные письменные документы, имеющие отношение к контактам монголов с их соседями (золотоордынские ярлыки, письмо ильхана Аргуна французскому королю Филиппу IV Красивому и т. д.), Котвич приходит к выводу, что на территории Монгольской империи после смерти Чингисхана и распада ее на отдельные улусы не было единого календаря и единой хронологии. На востоке страны календарь был более ориентирован на Китай, на западе ориентация шла на уйгуров, имеются дополнительные пояснения и сопоставления с годами мусульманской эры, вставляются уйгурские названия месяцев наряду с общепринятыми монгольскими[678].
В целом монгольский календарь намного дольше сохранял архаические черты, чем китайский и уйгурский. Китайский календарь был самым древним и основным, на который держали равнение все прочие календари Восточной и Центральной Азии. Чтобы привести в соответствие лунные месяцы и солнечные годы, в Монголии, как и в Китае, своевременно вводили дополнительный месяц каждый третий год. Начиная с середины I тысячелетия до н. э. китайские, вавилонские и греческие астрономы почти одновременно вычислили девятнадцатилетний цикл, известный в астрономии под названием «метоновский цикл», в течение которого семь раз вставлялся 13-й, дополнительный месяц. В результате получалось очень важное лунно-солнечное уравнение: 235 лунных месяцев равнялись 19 солнечным годам. Однако это не было открытием какого-либо конкретного астронома древности, а всего лишь итогом знаний, накопленных тремя ведущими астрономическими системами древнего мира[679]. Тибетский, калмыцкий, монгольский, уйгурский календари вслед за китайским вводили у себя дополнительные месяцы методом удвоения одного из них и дублировали его название (например, удваивался месяц мыши, который получал после этого название «дополнительный, или второй, месяц мыши»). Ввиду отсутствия общих региональных печатных календарей и замкнутости касты астрологов, хранившей все свои знания в тайне, в разных календарных системах Центральной Азии такая операция проделывалась в разные годы и разные месяцы. Отсюда — частичное несоответствие этих календарей друг другу, затрудняющее норою идентификацию дат [680].
До 1911 г. в Монголии действовали практически два малоотличавшихся друг от друга календаря: гражданский, китайский и церковный, тибетский. Помимо общей основы (животное, элемент, цвет, название месяца) к китайскому добавлялся девиз (или титул) правящего императора и месяцы расписывались по временам года. С 1911 г., после провозглашения автономии Монголии, китайский календарь был отвергнут вообще, остался только тибетский, к которому на календарях, издаваемых Астрологической академией (Зурхай дацан) монастыря Гандантекчинлинг в г. Урга (нынешний Улан-Батор), добавлялись слова: «первый год провозглашения независимости», «второй год провозглашения независимости», и т. д. Эти слова сохранялись и после победы народной революции 1921 г., вплоть до 1924 г., когда в качестве государственного был принят общеевропейский григорианский календарь[681]. У южных монголов, оставшихся в составе Китая, продолжал действовать китайский, гражданский календарь, сохранявший свою силу вплоть до введения по всему Китаю в 1912 г. григорианского календаря.
Новогодние празднества.
Праздник Нового года по-монгольски называется «Цагаан сар», что переводится как «Белый месяц». Цагаан сар — это и сам праздник наступления Нового года, и первый месяц года, который открывает весну. Происхождение названия объясняют по-разному. Версия первая: белым этот месяц называется потому, что в эти дни все вокруг покрыто снегом. Версия вторая: в это голодное время года происходит разгул злых сил, и, чтобы их задобрить, месяц называют «белым», что согласно древней цветовой символике монголов означает «счастье», «счастливый месяц». Версия третья: белый он потому, что в этом месяце едят только «белое» — молочные продукты (цагаан идээ).
Действительно, белый цвет в символике монголов ассоциируется с представлением о счастье. Под счастьем кочевник чаще всего подразумевал изобилие скота и всего, что является от него производным: мяса, молока и молочных продуктов.
До 1267 г. монголы отмечали Новый год в сентябре. Август считался зеленым месяцем (Ногоон сар), за ним следовал белый месяц сентябрь, когда шла массовая переработка молочных продуктов с целью создания их запаса на зиму. Их изобилие вполне соответствовало названию месяца и понятиям монголов о счастье. Внук Чингисхана, император Хубилай, перенес начало нового года на февраль. Вместе с праздником на февраль перешло и название новогоднего месяца в целом. Он стал называться «Цагаан сар», по-прежнему символизируя собою изобилие молочных продуктов, хотя на самом деле в это время года их уже бывает мало, так как к началу весны зимние запасы, как правило, подходят к концу[682].
Как проходил Цагаан сар при дворе Хубилая, мы знаем из «Книги» Марко Поло. В этот день сам император и все его подчиненные одевались в белое. В этот же день все подвластные страны, области и народы приносили императору дары: золото и серебро, жемчуг и драгоценные камни, дорогие белые ткани. Но и друг другу и знать и народ в этот день преподносили белые вещи. «[Они], — писал Марко Поло, — обнимаются, веселятся, пируют и делают это для того, чтобы счастливо и подобру прожить весь год»[683]. Но особенно любил император, когда ему дарили белых коней, белых слонов и белых верблюдов. Все они проходили перед ним, покрытые дорогими попонами, навьюченные ларцами с подарками, а император оценивал их своим благосклонным оком. «Такой красоты нигде не видано!» — восклицает восхищенный Марко Поло. После вручения даров все придворные, выстроившись в соответствующей их положению последовательности,
