они там живут. До Франции рукой подать, и конечно, не избежать смешения культур. Очаровательный городок с древней историей, с римскими развалинами… Мать зовёт нас в гости, хочет познакомиться с тобой. Давай рванём?
Алекс прижалась к его плечу:
– Давай!
– Когда?
– Весной.
– Весна не за горами. Поедем в Европу в свадебное путешествие? Возьмём в аренду машину, прокатимся по югу Франции, к моим заедем на пару дней, оттуда – в Тоскану, там порисуешь…
Она закрыла глаза:
– Это сказка, Паша. Сладкий сон.
– Нет, не сказка. Так и будет. Я хочу, чтоб ты была счастлива и всё для этого сделаю.
После завтрака Макс повёз Лёню в город на шахматы. Алекс была против того, чтоб Макс садился за руль, хотела ехать сама, но Макс покачал головой:
– Саша, мне нужно возвращаться к нормальной жизни. Не спорь.
Лёня хмурый, с поджатыми губами похромал к машине, сел.
– Ты уже ходишь без палки! – восхитился Макс, выворачивая газ, – Какой ты молодец, сынок! Я тобой горжусь.
– Спасибо, – без улыбки сказал сын.
Макс вырулил на трассу, прибавил скорость, бросил на мальчика быстрый взгляд.
– Лёня! Что с тобой? Ты за завтраком ни слова не сказал, и сейчас сидишь надутый! Что стряслось?
– Ничего.
– Скажи.
– Нет.
– Не держи в себе.
– Я не хочу быть доносчиком.
– Доносчиком? На кого? Ты что-то про кого-то узнал?
Лёня кивнул.
– Про кого?
Молчание.
– Про Сашу?
Сын разглядывал свои коленки.
– Сынок, ответь мне!
– Да. Про Сашу.
Сердце бухнулось, остановилось, потом бешено заколотилось.
– Лёня, ты же понимаешь, что теперь я должен знать. Говори.
Лёня тяжело вздохнул:
– Вчера я сказал Саше, что пойду дрессировать Мотьку к магазину – там много людей и машины… Хотя и так понятно, что никакого поводыря из него не получится! И я не хочу его отдавать!
Макс нетерпеливо заёрзал:
– Ведь мы уже всё решили – он остаётся и он твой. Рассказывай.
– Мы с ним немного погуляли. Кстати, там, у магазина, я встретил Снежану, но она, по-моему, меня не узнала…
– Дальше.
– Повалил этот снег, Мотька стал его ловить, глотать, не слушаться… Я решил вернуться. Я их видел.
Макс перестал дышать:
– Кого?
– Сашу и дядю Владика.
– Что ты видел?
– Они обнимались.
– В доме?
– Нет. Они меня не заметили. Они были во втором дворе, за псарней. Она его обнимала и гладила его по волосам.
Максу вдруг стало очень холодно в тёплой машине, он передёрнул плечами.
– Они целовались?
– Нет. Она гладила его по волосами и по спине. Я ушёл, не стал шпионить.
– Правильно, сынок.
Весь остаток пути они молчали, но выходя из машины, Лёня посмотрел отцу в глаза и спросил:
– Ты что-нибудь сделаешь с этим?
– Да. Со всем этим давно нужно что-то делать.
Лёня кивнул, хлопнул дверью, заковылял на занятия.
Макс сидел, держал руки на руле и смотрел перед собой. Сзади протяжно просигналили, Макс открыл окно, услышал:
– Эй, парень! Долго восседать будешь? Или выходи или уезжай! Я, наверное, не просто так тут стою, а?!
Макс выглянул – седой сухощавый мужчина под семьдесят, мятая куртка, затёртая кепка, видавшие виды «Жигули»… Город! Мало места, мало воздуха, мало радости…
Макс, извиняясь, высунул руку, тронулся, поехал к северу.
Вернувшись в Березень, он оставил машину на пустыре за клубом, достал из багажника небольшую стальную монтировку, сунул её в левый рукав куртки, потом резким движением вытряхнул, перехватил в полёте правой рукой, довольно кивнул, снова заправил инструмент в рукав. Он закрыл машину, обогнул клуб, не спеша пошёл по главной улице…
Дойдя до двора Покровского, Макс разочарованно вздохнул – машины Влада во дворе не было. Он поднял глаза – у Снежаны в комнате горел свет, колыхались тени. «Дома. Ещё жива».
В эту минуту Макс, краем глаза заметил огонёк в кухне Вальтеров. Сердце сжалось. Вдруг подумалось, что Андрей там, в старых джинсах, тельняшке, с серьгой в ухе, творит какую-нибудь свою «особую» закуску, с радостной улыбкой встречает любого, пришедшего в его дом, наливает ледяную водку в крохотные цветные рюмочки венецианского стекла…
Макс глубоко вздохнул, прогнал набежавшие слёзы, решительно зашагал к дому Макарыча.
В холодной кухне, на маленьком диванчике возле круглого стола, поджав под себя ноги, сидела Амелия, закутанная в зимнюю куртку Макарыча, и курила трубку. На столе пред ней стояла литровая бутылка водки, гранёный стакан и никакой закуски. Бутылка была почти пустой, но Мила не казалась пьяной, хотя и мало напоминала себя прежнюю.
Макс подошёл, она, молча, смотрела ему в глаза. Макс удивлённо её разглядывал. Всегда тщательно подкрашенное лицо сегодня было вымытым и очень бледным. Глаза обвелись тёмными кругами, уголки век опустились вниз. Сухая кожа, морщинки на лбу, морщинки вокруг рта. Зачёсанные назад волосы были кукольно-белыми на концах, а у корней тускло-серого цвета и наполовину седыми. На скулах блёклыми чаинками лежали пигментные пятна.
«Да ей давно за сорок!» ахнул Макс.
– Чеко так смотришь? – усмехнулась Мила.
– Что ты здесь делаешь?
– Я?! – она вдруг звонко рассмеялась, и теперь Макс увидел, что она в стельку пьяная, – Это мой том! Мой муж оставил том мне, а не своим поканым тетям!
– Тебя отпустили?
Она надменно выгнула бровь:
– Отпустили? Кто?
– А… разве ты не была под арестом?
Она презрительно фыркнула:
– Я? Та. Пять минут пыла. Пока консул не приехал.
– Какой консул?
– Я эвропейка, Макс, чтоп меня посатить, мештунаротный скантал затеять нужно! И эту поканую траву ему потсыпать кто укотно мок! Ты мок!
– Не говори ерунды!
– Почему нет? Ты, или эта проклятая святоша из тома напротив! Она растит отраву на своих проклятых клумпах и потом травит лютей!
Она громко икнула, раз, другой. Макс поморщился.
– Мила, это пьяный бред!
– Не прет! На чаепитии он что-то про неё узнал и она еко в ту же ночь упила! – она со всей силы ударила ладонью по столу, подпрыгнули бутылка и стакан, Мила кричала, – Моеко Антрея! Етинственноко мужика, который меня пожалел!
– Он знал про твоё прошлое?
– Прошлое? А ты откута знаешь? – она звонко шмыгнула носом, утёрлась рукавом куртки, махнула рукой, – А и чёрт с ним! Теперь всё равно, хоть в казете напечатай. Всё знал. Он меня провожать пошёл с панкета, сказал очень понравилась, хочет ещё встретиться, я коворю – спроси про меня у Понье. Спросил. Через месяц позвонил, сказал тавай в кино пойтём, как трузья. Пол кота по кино та выставкам за ручку хотили, не целовались таже. Я сама не вытержала, первый мужик, которко захотела, и это почти в сорок лет!
– Почему ты не была на похоронах?
– Не хотела еко тетей поканых витеть,
