«умеренный» Максудов, а вдруг — Абалиев?
Каково?
По чести, Токмарев, сидючи напротив Марзабека, столь далеко не заглядывал. Предстоящие новогодние ичкерийские выборы, высокая и низменная политика, «что случится, если…», «чего не случится, если…» — по барабану.
Барабан — голова. В висках — гулкая и болезненная дробь. ОМОН — вне политики. Здесь и сейчас — никакой политики. Элементарно — вот бандит, вздумавший поиграть с Артемом, будто кошка с мышкой. Наигравшись, уничтожит.
А значит?
А значит, включайся, капитан, в игру, экономно расходуя силы (не столько расходуя, сколько набирая — для решающего смертельного броска). Заодно подстели соломки родным-близким («Жена у капитана. Натаща, да? Сын маленький, Дима. Правильно, брат?») — грозит ли им что-то?
— Поговорим, брат?
Токмарев смолчал, равнодушно пожав плечами.
— Поймем друг друга. Мы же офицеры одной армии, да? — Марзабек картинно запнулся: — Ну, разных… Но мы оба офицеры, да? На равных поговорим?
Токмарев опустил глаза к ногам, для большей доходчивости пошевелил грязными стылыми пальцами: дескать, на равных не получается — пленный, босой и безоружный пленный, а не офицер.
Марзабек согласился:
— Къура!
Тот моментально впал в комнату, будто под дверью тихарился (почему — будто?)
— Брат, — картинно добродушно попросил Абалиев, — принеси капитану его… сапоги? ботинки?.. Ты в чем был, капитан?.. Да! И оружие! «Макар», капитан? Во-о-от. Его «макар», брат… Стой, стой! И ксиву!..
Напалмово-всесжигающие даккашевские взгляды — побоку. Главное, Токмарев при своем табельном оружии (обойма пуста — и тьфу!), с удостоверением. И — ноги в тепле (носки, ботинки), голова в холоде. Прав генералиссимус Альсан Василич! Держи ноги в тепле, голову — в холоде.
— Будешь? — испытующе вопросил Марзабек. — Холодно здесь…
Водка? Небось паленая, катанка. Отрава. Наливай!
Абалиев протянул Токмареву полный стакан.
«Себе!» — показал Артем.
«Извини, брат, нет…» — показал Марзабек.
Как же, как же! «Спрашивают тебя о вине и об игре в жеребьи. Скажи: от обоих людям есть великий вред, хотя есть и польза; но вред от них больше пользы. Корова».
Вольному воля. Токмарев подневолен. При оружии, с удостоверением, не бос. Однако подневолен. Он принял «губастого», не моргнув. Всплыло школьно-хрестоматийное «После первой не закусываю!» М-да. Судьба человека. Артем тоже человек. У него тоже судьба. Незавидная…
Голову в холоде! Голову в холоде! Вонючее пойло согрело кровь и тихой сапой подкралось к мозгам — оглушить пыльным мешком. Брысь! Голову в холоде! Есть великий вред… Хотя есть и польза… Но вред — больше.
Абалиев вина (водки) не пригубил, но игру в жеребьи явно провоцировал:
— Поговорим?
Отчего же! Язык еле ворочается, но если надо (кому? кому больше надо? Токмареву? Абалиеву?)…
…Говорил преимущественно Марзабек:
Судьба капитана питерского ОМОНа, попавшего к боевикам, предсказуема. Учитывая послужной Токмаревский список — четыре высокогорные командировки… Будучи в командировках, не старушек через дорогу переводил, не детишек леденцами одаривал. А за все приходится платить, капитан, за все!
Например, случайна ли авария на Петергофском шоссе, когда капитан уцелел по счастливому недоразумению?
Не случайна.
Сейчас можно сказать. Абалиев и говорит — с глазу на глаз, скрывать нечего:
ДГБ НРН. Департамент госбезопасности Независимой Республики Нохчимохк. Письма-повестки омоновцу слали, все цивилизованно.
А тот не отвечает, не является!
Ну, если гора не идет к Магомету, то идет она на х-х-х…
Люди специально в Ленинград ездили, операцию строили…
Хвала Аллаху, что ликвидационная акция на Петергофском в полной мере не удалась. Иначе не сидели бы сейчас, не говорили на тему…
На какую, блиннн, тему?! Кота за хвост!..
На тему, интересующую как Марзабека, так и, в большей степени, Токмарева.
— Объяснить?
Артем снова пожал плечами: мели, Абали, твое ай-лю-ли…
— Человека найдешь, брат?
— Какого человека?
— Да ты его знаешь! И мы знаем. Только не знаем, где он. Поможешь?
— Какого человека?!
— Егорычев такой… Соображаешь? Ты ведь все равно его ищешь, да? Найдешь — просто позвони, скажи. Нет, не сюда. Прямо в Ленинграде телефон. Бешара спросишь. Не бойся, не бандит.
— Не он… операцию строил? На Петергофском? — как бы припоминая, съязвил Токмарев.
— Не-е-ет! — картинно возмутился Марзабек. — Для тебя что, каждый чеченец-террорист?
— Каждый — нет…
Марзабек на выпуклом глазу отразил грубый намек:
— Бешар Даккашев — уважаемый человек, бизнесмен. Не веришь, Къура подтвердит. Он Бешару племянник. Къура! — позвал Марзабек, не повышая голоса. — Къура! — повторил он громче.
Зачем же? Спасибо, не стоит утруждаться. Бравый Ястреб поручится за своего дядю как за уважаемого человека. И все мирное-безобидное население Ичкерии поручится за Марзабека Абалиева как за уважаемого человека, достойного президентского поста. Так что не стоит…
Вместо бравого Ястреба влетел давешний косоглазый юноша бледный со взглядом горящим, торопливо дожевывающий, но с автоматом наизготовку. Молодым горным козликом по лестнице взвился, опередив ветеранов. Маршал голос подал!
— Воин, а?! — саркастически похвалил Марзабек. — Спрячь ствол, глупый. Где командир? Прожуй сначала…
Юноша бледный натужно побагровел, спазматически сглотнув:
— Ушел. Посты проверяет.
— Посты — это хорошо! — саркастически похвалил Марзабек. — Вдруг кто-нибудь неожиданно… Как я… Иди, Уммалат. Дверь закрой.
— Командира найти? Позвать? — выказал рвение Уммалат.
— Ты найдешь! — саркастически похвалил Марзабек. — Только везде смотри! Сразу и туда смотри, и сюда смотри. — Шутка! По поводу уммалатовского страбизма. Маршалу можно жестоко шутить, он ведь как отец родной… — Не надо, не ищи. Отдыхай. Это мы так…
Дождавшись, когда бледно-багровый юноша закрыл за собой дверь, Абалиев картинно посетовал:
— С кем Россия воюет, с кем воюет, ва-алла! Дети совсем! Больные дети! Соображаешь, брат?
Токмарев не стал ввязываться в бессмысленную полемику: мол, если вопрос к капитану милиции, то функция милиции — не воевать, а охранять порядок… Впрочем, против бандитов — да, воевать. Что ни скажешь в предложенных обстоятельствах — как бы оправдываешься.
— Знаешь, сколько на его счету, брат? Не смотри, что у него с глазами так… Шесть штук! Хочет семь. Счастливое число.
(Шесть штук. Не людей. Штук.
— Сколько вы убили людей?
— Ни одного!
Для Юзона чеченцы — не люди.
Для боевиков урус — не человек.
Как аукнется, так откликнется.
Кто первый аукнулся — дискуссионно.
Сейчас не до дискуссий…)
— Значит, говоришь, не каждый — террорист? Правильно говоришь, брат. Я, между прочим, «финэк» закончил. Где раньше Ассигнационный банк был. На Грибоедова. Всего две тройки, остальные четверки. Когда будешь в Ленинграде, к Банковскому мостику сходи. Там на спине у грифона — не помню, левого или правого? — сохранилось, наверное, «Марзабек. 1990». Соображаешь?
Ну-ну. «Когда будешь в Ленинграде». Похоже, Абалиев решил за Токмарева, станет тот помогать в поисках
