Андрей Измайлов
Форс-мажор — навсегда!
Нет и не может быть лучшей школы жизни и человечности, чем катастрофы.
А.У. Хараш
Часть первая
1
…Об оставленных вещах немедленно сообщайте по прямой связи «пассажир — машинист».
— Нам — сейчас!
— Не сейчас! По прямой!
— Крезя! С головкой дружишь?! Куда — по прямой?! Нам — переходить! На схему глянь!
— Что схема?! Что схема?! Она специально со смещением: станция слева, а на карте справа! Чтоб потенциального противника с толку сбить, деморализовать!
— Ага! Вован, прикинь! Взвод «коммандос» типа Шварца — в вагоне. С гранатометами, со всеми прибамбасами. И спрашивают: «Это «Сенная»? — Не! «Садовая»! И — абзац! Они — деморализованы! Бери голыми руками! Га-га-га!!!
— Хва орать! Ну, хва, ну! Мента на вас нет!
— Вон мент, вон! Сидит! Дяденька, заберите хулигана! Слабо, дяденька?!
— Хва, сказал! Вперед, ну!
Технологический институт. Переход на Московско-Петроградскую линию.
«Техноложка» — узловая. На узловых станциях людской поток традиционно стремителен и неуправляем. Особенно по утрам. И по вечерам. В час пик.
— Не сейчас!
— Сейчас!
Ораве подростков (скорее переростков!) было именно «сейчас». Кирзовые косухи, банданы с черепами по черному полю, поллитровый баночный «Амстердам» на каждого, блажной гомон…
Табло над тоннелем смаргивало: 16.40.20 (.21,22,23). Ещё не час пик. Уже ранний вечер.
Самое время для оравы подростков-переростков — на Московско-Петроградскую линию. Им до Парка Победы, до СКК, до спортивно-концертного комплекса:
Там — кумир!!! А кумир-то голый! Ну, в штанах. Не скрывающих, но подчеркивающих.
Самое то!
Топот!
Пот в пазухах.
Патлы. Запах. Затхлый…
Оргазменный рев в микрофон. Экстази.
Откровенные фрикции.
Мужж-жиккк! Спортивно-концертный! Децбеллл!!!
Мы — как ты! Ты — как мы!
— Нам — сейчас!
Вагон опорожнился…
Краткий миг салонной полупустоты. Все, кому надо, уже вышли — все, кому надо, ещё не вошли.
Сивогривый пенс в замусоленной ветровке, назло всем читающий газетку «Правда», схрустнул ее пополам и скосил глаз влево и вниз — на черную дорожную сумку-раскладушку «beskin» с изменчивыми габаритами — хоть кейс-атташе для деловых бумаг, хоть сундук мертвеца для пятнадцати человек, йо-хо-хо!
«Beskin», отформатированный под средней величины саквояж, очевидно, не был «оставленной вещью». «Beskin» с приспущенной на дециметр «молнией», очевидно, принадлежал соседу слева, очевидному воину — покоился у того в ногах.
Что воин — это воин, ощущалось за версту.
Бушлат-камуфляж — без знаков различия, без погон.
Брюки лишены форменного ранта.
Высокие тяжелые ботинки со шнуровкой — и дачники-огородники в таких грязь месят. Весна, знаете ли!
Владелец саквояжа — не дачник, не огородник. Воин. Не «коммандос» типа Шварца, но весьма и весьма… Балбес в «косухе» почти угадал: «Вон мент, вон! Сидит!»
Сивогривый пенс сварливо и наставительно сказал:
— А сумку надо за ручку держать! Или на колени ставить!
Дай пенсу волю, он бы все и вся поставил на колени. Что там сумка! Он из ныне бессильных, но громкоговорителей. Сев на «Лесной», всю дорогу провозглашал: «Сволочи! Банда! Воры!» Тихо сам с собою я веду беседу. Только громко. Реагируя на «Правду», одну только «Правду» и ничего, кроме «Правды». На «Сенной» старикан притих, когда ввалились рок-фанаты. Уровень их агрессивности в совокупности выше. Можно нарваться. Притих старикан ненадолго — «Техноложка», «Нам — сейчас!»
— Я говорю — сумку!
Воин отреагировал — никак не отреагировал. Где горох и где стена…
Брошенные здесь же опустошенные банки «Амстердама» потенциально куда опасней саквояжа средней величины, имеющего владельца. Покатится пустая жестянка, выпадет вниз, застрянет между токоведущим рельсом и металлическими частями путей — из искры возгорится пламя. И кроме того! Есть гарантия, что все они, банки, пусты, что одна из них не набита тротилом? А где те, которые? А сошли на предыдущей. Пацаны совсем! Да? В Чечне пацаны и помладше способны на…
Вагон вновь заполнился до прежней тесноты.
Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция «Балтийская». Балтийский и Варшавский вокзалы.
— Вешать! Вешать! — зычно огласил пенс, тщетно провоцируя народ. Дайте только повод…
Народ благоразумно безмолвствовал.
Тронулись.
— Воры!!! — упрямо рявкнул старикан.
Нет, никто не хотел давать повод…
Хотя… От «хвостовых» дверей донеслось:
— Люди добрые! Не подумайте, что мы вас обманываем!.. — ноюще, тоненько, но пронзительно, перекрывая грохот состава.
Пенс навострил ухо. Не повод. Причина! Для праведного негодования. Пусть только приблизятся!
— Сами мы не местные…
Именно! Понаехали, понимаешь! Преступный режим полгода пенсию не выплачивает, а чучмеки остатний рубль норовят выпросить.
— Поможите кто чем может. Мы беженцы. Дом наш разбомбили в Гурдемесе, жена погибла под обломками, пятеро детей осталось. Двое — инвалиды. Мы пешком шли. На дорогу денег нету, на лекарство тоже. Кормить сирот не на что.
Худосочный грязноватый мужчина с пугающим фурункулом на щеке. Упитанный грязноватый годовалый дитенок, увязанный в шаль — на манер рюкзака, только не сзади, а спереди. Малорослые грязноватые стригуще-лишайные мальчик-с-девочкой — дети до шестнадцати, пущенные авангардом, с ладонями-лодочками для настырного востребования.
Кто игнорировал процессию (да, но как?! если тебя теребят за штанину! и теребят, и теребят!), кто жертвовал сотню-другую (лучше добровольно, а то ведь захватают септическими ручонками!), кто протискивался вперед и вперед (пока убогие нагонят, глядишь, и остановка! Там перескочить в предыдущий! Ну их!)
— Люди добрые! Не подумайте, что мы вас обманываем…
Полным придурком надо родиться, чтобы не подумать. Акцент, вернее выговор, у несчастного абсолютно не соответствовал уроженцу Гу… как-как?.. Гурдемеса. Беженец, а беженец, ты хорошо помнишь, откуда бежал? Из Гурдемеса? Не Гудермеса?.. Всяко рожицы у мальчика-с-девочкой в коричневых липких пятнах не из-за дерьма, которого они с голодухи наелись, — из-за «марса» со «сникерсом».
Мнимый вдовец передвигался шаркающе, скорбно… расчетливо: один перегон — один вагон. Хронометраж вычислен и отработан месяцами. Годами!
— Мы пешком шли…
Седогривый пенс изготовился. Сидел он у средних дверей, в точности посередине, на полпути «беженцев». Ну?! Ну?!
Заминка. В двух шагах от старикана породистая дива в приталенном красном пальто уронила в ладонь девочки монетку. Та дежурно поклонилась и пошла было дальше, но вернулась — обидчиво и уличающе выставив щепоть с монеткой напоказ (финская марка).
— Что? — переспросила дива, чуть морщась от внутритоннельного шума. — Не деньги? Не деньги — давай обратно.
Попрошайка заметно растерялась. Фурункулезный папаша на подобный случай
