крепко прижал к груди.
Ция, словно осиновый лист, трепетала в его сильных руках.
— Уча...
Уча прильнул к ее губам.
Ция оттолкнула его руками... Вырвалась. И тут же пожалела об этом. Потом вскочила на ноги и понеслась по белой полосе прибоя. Уча бросился за ней.
Ция мчалась во весь дух, почти не касаясь земли ногами. Сверкали в лунном свете ее ноги.
Следом за ней несся Уча.
— Ция, Ция!
А Ция все бежала и бежала. Сверкали в лунном свете ее круглые коленки.
Позабыв про обувь, не чувствуя, что совершенно намокли, самозабвенно продолжали они свой неудержимый бег. Не разбирая дороги, мчались они, и фонтаны брызг взлетали из-под быстрых их ног. Насквозь промокшие, босые неслись они к опытной станции, чтобы поспеть до ухода ее директора Гванджи Букия.
— Ция, Ция! Подожди меня, Ция. Постой, Ция!
Но Ция не слышала. Она бежала все быстрей и быстрей, опьяненная счастьем и первым поцелуем.
Уча знал, что Гванджи Букия обычно допоздна засиживается в лаборатории станции, но ведь может случиться, что именно сегодня он уйдет пораньше.
Ция остановилась, не зная, куда бежать.
Уча нагнал ее.
— Мы не успеем. Директор, наверное, ушел...
— Это ты во всем виноват, Уча.
— Виноват, еще как виноват.
— Нашел время целоваться, — Ция не могла простить себе, что оттолкнула Учу.
— Я не хотел, Ция, честное слово, не хотел. Но не смог удержаться.
— Ах, ты еще и не хотел? — насупила брови Ция.
— Это ты не хотела.
— Кто это тебе сказал, что не хотела? — озорно, громко расхохоталась Ция. Она едва переводила дыхание, но смех ее был веселым и заразительным.
Уча тоже расхохотался облегченно и весело.
— Почему же ты от меня сбежала? — спросил Уча.
— А ты почему меня не догнал?
— Ты летела словно ветер, тебя догонишь, как же!
— А ты должен был догнать!
И они побежали снова, бежали по грязи, по лужам, не чуя под собой земли. Ноги уже подламывались, сердца готовы были выскочить из груди, а они все бежали. Добежав до опытной станции, они остановились.
— Не ушел еще Гванджи Букия, — с облегчением выдохнул Уча. — Видишь вон то освещенное окно? Там и находится лаборатория.
У железных ворот опытной станции стоял грузовик Эстате Парцвания.
— Я погибла, это наша машина, — воскликнула Ция. — Дядя Эстате меня, наверное, здесь ищет. Может, он у директора? Я не пойду.
Председатель сидел в машине, тяжело навалясь на дверцу. Мощный храп сотрясал его тяжелое тело. Храп этот заставил вздрогнуть насторожившихся Цию и Учу.
Эстате Парцвания был самым известным председателем колхоза в районе. С первого дня основания колхоза «Солнце Одиши» он был неизменным его руководителем. День и ночь трудился он не покладая рук. Но стоило ему лишь присесть, чтобы перевести дух, как он тут же засыпал, и храп его был слышен на всю округу. Тогда, хоть из пушек над ухом пали, добудиться его было невозможно.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Ция, заслышав председательский храп, и побежала к машине.
— Чичико тоже спит, — шепотом сообщила она Уче. — Оба спят как убитые, видно, обыскались меня. — Она тихонько обошла машину.
Шофер был такой высокий, что в кабине ему приходилось сидеть согнувшись в три погибели. Теперь он спал, свесив голову набок.
Ция подошла к нему на цыпочках и осторожно коснулась пальцами его губ.
— Чичико!
Шофер мгновенно проснулся. Он неловко мотнул головой, с трудом распрямился и выглянул в окошко. Увидев Цию, он хотел было рассердиться, но его длинное лошадиное лицо помимо воли расплылось в довольной улыбке.
— Слава богу, явилась барышня, — стараясь придать строгость своему голосу, пробурчал он.
— Что случилось, Чичи? — ласково спросила его Ция.
— Она еще спрашивает, что случилось, — громко начал шофер, но Ция вновь коснулась пальцем его губ.
Уча стоял за спиной Ции. Заметив его, Чичико не утерпел и грозно отвел от себя Циин палец.
— Вот, оказывается, с кем ты прошлялась весь день! — процедил он сквозь зубы. — Мы тут с ног сбились, весь город обшарили, душа из нас вон, а тебе хоть бы хны.
— Тише, Чичи, прошу тебя, тише! — просила Ция.
— А ты меня не учи, не то заору, — пригрозил Чичи.
— Нет, ты не будешь кричать, Чичи. Прошу тебя. Ты же мой золотой Чичи, ведь правда? Золотко мое.
— Твое золотко за спиной твоей прячется, — зыркнул он глазами на Учу. — Как заору!
Ция знала, что Чичи не станет орать. Она провела рукой по его щеке.
— Чичи! У тебя же доброе сердце, Чичи. Ты же мой Чичи.
— Никакой я не твой и никакой не Чичи. Чичико меня звать, ясно?
— Нет. Ты для меня всегда будешь Чичи. Мой добрый и хороший Чичи. — Ция вновь погладила его по щеке.
Чичико совершенно размяк, но пытался сохранить металл в голосе.
— Не надо меня гладить. Ничего ты этим не добьешься.
— Я остаюсь здесь, Чичи.
— Что-о-о?
— Я здесь, говорю, остаюсь.
— С этим золотцем, да? — с угрозой спросил Чичико и смерил Учу недобрым взглядом.
— Да, Чичи.
— Ну, теперь я заору, как пить дать заору, и не пытайся удержать меня, не поможет. — Чичико резко распахнул дверцу машины, выпростал из нее свое длинное тело и выпрямился во весь свой громадный рост. Голова его оказалась вровень с крышей кабины.
Уча захлопал глазами от изумления — как могла уместиться в кабине эта верста?
При своем громадном росте Чичико был неправдоподобно худ, но необычайно силен. Меняя камеры, он мог приподнять свою машину и подставить под нее домкрат.
Он кругом обошел Учу, еще раз смерил взглядом и сжал кулаки.
— Этот вот молокосос и есть твое золотце? — проревел Чичико и поднес кулак к самому носу Учи.
— Не смей, Чичи, — бросилась к нему
