не здорово.
— Я ведь тоже собираюсь учиться, на заочном.
— Тогда я согласна. Будем вместе учиться, Уча.
— Вместе, Ция.
— А вдруг дядя Эстате не позволит мне здесь остаться? Он сейчас, наверное, с ног сбился, по всему городу меня ищет.
— А ты не говори ему, что здесь останешься.
Уча затронул сокровенное ее желание, в котором она даже себе не смела признаться. Взволнованные этим разговором, они повернули к берегу. Ция была задумчива и встревожена. Уча с замиранием сердца ждал ее ответа.
Из воды то и дело выпрыгивали блестящие стайки рыбешек. Их чешуя матово блестела над чернеющим морем.
— Сколько здесь рыбок... — сказала Ция, чтобы отвлечься от будоражащих ее мыслей.
— В море рыбы много, Ция.
— Я и не думала, что ее так много, Уча.
Завиднелся берег.
— Может, и впрямь ничего не говорить председателю, остаться, и все?!
— Правильно, Ция, — обрадовался Уча. — Удерешь, и все.
— Удеру? Как же я это сделаю?
— Это уж моя забота.
— Стыдно удирать, Уча.
Ция хотела, чтобы Уча сказал, уверил ее, что это вовсе не стыдно.
— Ведь ты и здесь работать будешь для своего колхоза.
— Для своего колхоза? Как же так, Уча?
— Зачем сюда приехал Эстате? За саженцами, верно?
— Да, за саженцами.
— Вот ты и будешь работать в теплице. Там ведь и выращивают эти самые саженцы.
— Верно.
— Стране требуется много саженцев, — сказал Уча и широко улыбнулся.
Ция поняла Учину хитрость и тоже улыбнулась.
— Вот я и буду выращивать эти саженцы для всей страны. Много саженцев, — сказала Ция.
— Это замечательно, Ция, много, много саженцев.
— А где я буду жить, Уча?
— Поживешь пока в общежитии опытной станции. А там, глядишь, и Коратский массив осушим, землю нам дадут, дом свой поставим.
— Свой дом?
— Вот именно. И дворик у нас свой будет.
— А вдруг не возьмут меня на опытную станцию? Что тогда?
— Ну, такого цитрусовода, как ты, с руками оторвут. Вот посмотришь.
— А откуда им знать, какой я цитрусовод?
— Не волнуйся, знают. Еще как знают. Там директором у них отличный дядька. Он тебя знает.
— Откуда же он меня знает?
— Знает, и все.
— Как же он может меня знать?
Уча не ответил.
— Помнишь свое обещание, Ция?
— Какое обещание, Уча?
— «Какое, какое»... Ведь ты обещала осушенную землю в золотой сад превратить. Скоро придется тебе свое обещание выполнять, Ция, скоро.
Вот уже и берег. А на берегу сгрудились встревоженные купальщики, обеспокоенные их долгим отсутствием.
— А мы уже спасателей собирались звать.
— Мы думали, вы уже не выплывете.
— Они, как дельфины, плавают, море им нипочем.
— Еще бы, видно, на море выросли.
Ция тяжело дышала, грудь ее ходила ходуном.
— Почему вы так далеко заплыли, почему?! — укоризненно отчитывала их крашеная.
— Я солнце поймать хотел, — ответил Уча.
— Поймать солнце? — удивилась Изольда.
— Вот именно.
— Ну и что же, поймал?
— А как же. Вот оно — мое солнце.
Ция стояла, как прежде, гордая и счастливая.
Солнце тут же сменилось луной, яркой, полной, сияющей, как солнце.
Берег моря и само море были освещены словно днем.
Ция и Уча босиком шли по песку. Обувь они держали в руках. Время от времени к ногам их ластилась белопенная, ласковая волна.
Пена переливалась тысячами пузырьков. Пузырьки поочередно лопались, исчезали, уходили в песок.
Они крепко держались за руки и шли, ничего вокруг не замечая. Они не слышали тихих вздохов моря, не чувствовали, что давно уже шагают по белой кромке пены. И все это потому, что никогда еще не были они так близки к счастью.
Одежда, надетая на мокрое, прилипала к телу, но они и этого не ощущали.
Уча тихонько напевал песню о Цире и розе.
А Ция перебирала в памяти бурные события сегодняшнего дня — все, что она увидела, услышала, пережила. Все это обрушилось на нее нежданно-негаданно: встреча с Учей, море, народ на пляже, издевки и восхищение женщин, Учино предложение, эта негромкая песня.
Никогда еще в ее жизни не случалось столько всего за день. Словно сегодня она заново родилась на свет и воспринимала все первозданно и изумленно. Как долго ждала она этого дня! И как прекрасно прошел он! Рядом с ней шагал Уча, крепко держа ее руку и касаясь плечом ее плеча. Он пел лишь для нее одной и радовался только ей одной. Так вот и шли они к директору опытной станции.
— Ты про меня поешь, Уча?
— А про кого же еще.
— А может, про Циру?
— Ты моя Цира и ты моя роза.
Вновь запел Уча, но Ция прервала его:
— А вдруг директор не захочет взять меня на работу? Что мне тогда делать? Как же я останусь здесь, с тобой? Домой я уже не поеду. Я с тобой хочу!
— Ну и оставайся со мной. Когда директор узнает, почему ты остаешься, он наверняка примет тебя на работу, вот увидишь.
— А что ты ему скажешь, почему я осталась?
— Скажу, что мы решили новые побеги пустить.
— Так прямо и скажешь?
— Так и скажу.
— Нашел что говорить! — счастливо рассмеялась Ция.
Они остановились у самой кромки белой пены, повернулись лицом друг к другу и робко заглянули друг другу в глаза. Обувь упала на гальку.
— Уча... — изменившимся голосом прошептала Ция и крепко сжала его руки. — Нас увидят, Уча.
Белая пена шипела на песке, а легкая волна медленно раскачивала их обувь.
— Не надо, Уча.
Тела их внезапно отяжелели, и они опустились на белую пену, даже не замечая, что волна уже далеко отнесла их обувь. Уча обнял Цию за плечи и
