Книга Прима - Мэгги Райан

— Я не понимаю, — сказал Николай, явно оправившись от удара Алека.

— А что тут непонятного? Ты убил отца этих людей, ты покушался на убийство подруги этой женщины, неоднократно насиловал ее тело и запугивал ее, угрожая жизни ее бабушки, — начал Григорий, а затем добавил преступления, о которых я даже не подозревала, что совершил Николай. — Ты украл миллионы долларов у людей, которые доверили тебе управление филиалом нашего бизнеса в Штатах. Ты втянул в семейный бизнес людей, которые, как ты знаешь, действуют не в наших интересах. Ты — худший из худших, сеешь ложь и распускаешь слухи. — Тон Григория стал глубже, а слова замедлились, и по мне пробежал холодок, не связанный с пребыванием в этой стерильной комнате.

— Позвольте мне объяснить…

— Ты разбил сердце самой замечательной женщине, которую я знал, женщине, которая подарила мне сына, которого ты хладнокровно убил только потому, что твои чувства были задеты. И за это, Николай Козлов, ты приговорен к смерти.

Сказанное было сказано негромким, но повисло в воздухе. Я знала, что это произойдет, но услышать это, увидеть, как его смысл погружается в сознание приговоренного, — к этому я не была готова.

Григорий повернулся и посмотрел на нас. — Кто-нибудь из вас желает изменить приговор?

Я годами думала о том, что хотела бы сказать этому человеку, если бы у меня была возможность сделать это, не боясь его возмездия… не мне, а тем, кто мне дорог. В голове всплыло лицо моей бабушки, и вся ненависть и страх испарились, потому что человек рядом со мной не дал Николаю причинить ей вред.

— Власть не заменит любви, Николай. Она не утешает и не согревает по ночам. Требуя уважения, ты его не получишь… Его можно заслужить, живя своим примером. Ты так много упустил, растратив свою жизнь на ненависть и страх показаться слабым. За это я искренне сожалею. Но за твои преступления я тоже приговариваю тебя к смерти, — сказала я.

— Ты предрешил свою судьбу в тот момент, когда в гневе поднял руку на Клару, — сказал Алексей. — Мой приговор — смерть.

Остался Юрий, который оттолкнулся от двери, подошел к столу и встал над Николаем, который уже откинулся назад, как будто это дополнительное пространство могло его как-то защитить.

— Ты лишил меня отца и вырвал сердце из груди моей матери. Только за это ты заслуживаешь смерти. — Отведя руку назад, Юрий ударил кулаком в живот Николая, отчего тот перевернулся на спину. Юрий ударил еще раз, потом еще, и каждый удар заставлял Николая стонать от боли, узнавая, каково это — быть избитым. Наконец, Юрию пришлось протянуть руку и поднять Николая с пола, где он упал, и бросить его обратно на стол. — Мой вердикт — смерть.

Григорий склонил голову, Юрий повернулся и кивнул ему, после чего встал по другую сторону от меня. Я видела, как он избивал человека до полусмерти, и все же никогда в жизни не чувствовала себя более защищенной, чем стоя между этими двумя братьями.

— Нет! Подождите! Пожалуйста… ты… ты не можешь… — взмолился Николай, его глаза опухли и смотрели на дядю, умоляя сохранить ему жизнь.

— Я могу, — сказал Григорий и, шагнув вперед, выхватил пистолет и приставил его к глазам племянника. — За сына, — сказал он и нажал на курок.

Как правильно избавляться от тела, мы узнали, когда Григорий поднял рычаг на железной дверце, и я обнаружила, что это не холодильник, как я думала, а печь. Алексей помог Юрию отнести тело Николая в камеру, положил его на поднос вместе с веревками, которыми я была прикована к кровати, и гостиничными принадлежностями. Юрий добавил предметы, которыми убирают кровь и мозговое вещество, вызванное убийством человека.

Григорий положил трость на тело Николая. Я шагнула вперед, но не из-за болезненного любопытства, а потому, что мне нужно было участвовать в этом действе. Когда мужчины задвинули ящик, именно я опустила штангу и нажала на кнопку, чтобы активировать газ, который, согласно циферблату, достигнет температуры 2000 градусов по Фаренгейту и сожжет тело Николая и все улики в кучу пепла.

Он был на пути в ад.

* * *

Возможно, смерть сделала жизнь более ценной…

Возможно, дело было в том, что грань между добром и злом была нарушена, но единственное, что произошло, — справедливость наконец-то победила…

Или, может быть, я наконец-то стала по-настоящему свободной…

Как бы там ни было, но когда мы с Алеком остались наедине после того, как отвезли Юрия к нему домой, проследив за взлетом самолета Григория, мы занялись любовью, которая показала мне разницу между сексом и тем, чтобы поделиться своей душой.

Никогда еще я не была так измотана и в то же время не испытывала такой эйфории.

Обнаженная, со спутанными волосами и блестящим от пота телом, я лежала на Алеке, который был так же восхитительно грязен, как и я. Я улыбнулась и потянулась, чтобы погладить его лицо кончиками пальцев.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— А я люблю тебя, — ответил Алек с улыбкой, от которой у меня внутри все затрепетало. Он обхватил меня за плечи и повернулся к своей тумбочке.

— Боже, у тебя выносливость, как у скаковой лошади, — сказала я, забыв об усталости, представляя, как его рот, его губы, его язык и его член снова уносят меня за край обрыва.

Он усмехнулся и, немного повозившись, снова пересел, прислонившись спиной к изголовью кровати, а я — к его коленям, чтобы вручить мне не фольгированный пакет, а маленькую коробочку.

— Что это? — спросила я.

— Открой и посмотри.

Я подняла крышку коробки, отодвинула слой папиросной бумаги и почувствовала, как сердце сжимается от волнения. — О, Алек, — смогла сказать я.

Он протянул руку, чтобы взять подарок. Это было не кольцо с бриллиантом и не жемчужное ожерелье. Это не был ключ от роскошной квартиры или шикарного спортивного автомобиля. Но это был самый бесценный подарок, который я когда-либо получала.

— Как и ты здесь, со мной, так и эта девочка должна быть в безопасности, в объятиях своей семьи, — сказал он, когда я смотрела на красиво раскрашенную деревянную куклу, точную копию той, которую я потеряла много лет назад.

Я дала слезам упасть, наклонившись вперед и взяв его лицо в свои руки, а затем прижалась к его губам, понимая, что он прав. Это было именно то