class="p1">Мы уже упоминали выше, что наряду с возможной закулисной «борьбой» между Гиммлером и Управлением по делам военнопленных осуществление политики отделения евреев внутри офлагов, по-видимому, имело целью сеять и ширить национальную рознь и ненависть среди офицеров, вбивать клин между отдельными группами пленных. Расчеты эти потерпели полное фиаско. Вот некоторые примеры.
Когда в штрафном офлаге в Любеке гитлеровцы заставили старосту лагеря выделить специальный блок для французских офицеров-евреев, в это гетто демонстративно вошли два офицера-француза (в гражданской службе — священники). Гитлеровцы держались пассивно [576].
Мы уже говорили о поведении генералов Зулауфа и Пискора. Позиция офицерской массы польских офлагов в вопросе о гетто независимо от личных чувств и взглядов была одинаковой. Все осуждали расовую дискриминацию и поддерживали нормальные товарищеские отношения с офицерами-евреями.
Подобное свидетельствует и Брандыс, говоря о лагере в Добегневе: «…Антисемитские выходки, пользовавшиеся полной поддержкой отдела контрразведки, не смогли превратить это лагерное гетто в гетто действительное. В течение всех лет плена между бараком XII-а [где было гетто. — Ш. Д.] и остальной частью лагеря неизменно сохранялись нормальные товарищеские отношения, а лишенные передач от родственников пленные из барака XII-а получали материальную поддержку за счет посылок, передаваемых им товарищами из других бараков» [577].
От этого правила отступали только немногочисленные предатели — «фольксдейче», к которым все пленные относились с презрением и которые бойкотировались остальными офицерами, а также некоторые старые члены ОНР [«Национально-радикальный лагерь»— польская фашистская организация, созданная в 1934 году. — Ред.].
М. Брандыс приводит случай, происшедший с одним подпоручиком— членом ОНР, пойманным пленными «в тот момент, когда он хотел бросить в почтовый ящик адресованный отделу контрразведки донос на товарища, скрывавшего от немцев свое еврейское происхождение».
Резюмируя вышесказанное, мы можем утверждать, что регистрация и «геттоизация» офицеров-евреев в том виде, как они практиковались в отношении еврейского населения вообще, призваны были явиться первыми шагами к их уничтожению (постановка на учет, сосредоточение в одном месте, легкость «выселения» в нужный момент). Однако истребления не произошло. Этого гитлеровцы не сделали даже тогда, когда верховная власть над всеми пленными перешла (в октябре 1944 года) в руки СС. Весьма сомнительно, чтобы причина тут крылась в уважении к Женевской конвенции: гитлеровцы неоднократно попирали ее. По-видимому, здесь сыграло свою роль опасение за последствия, поскольку пленные офицеры были поименно зарегистрированы в Международном Красном Кресте.
Не подлежит никакому сомнению, что гитлеровцы не чинили бы препятствий, если бы подвергшиеся сегрегации и запертые в гетто евреи пали жертвами «народного гнева» в форме самосуда, учиненного другими пленными, как это в некоторых случаях гитлеровцы умели организовывать в отношении еврейского мирного населения. Но этого фашистам не удалось добиться ни в одном из лагерей.
Убийство советских военнопленных-евреев
Одной из категорий «нежелательных» советских военнопленных, обреченных на смерть, как мы уже говорили выше, были евреи независимо от их звания. Истребление этой категории пленных, составлявшей значительный процент «нежелательных», было одним из актов тотального уничтожения евреев, осуществлявшегося на Востоке оперативными группами СД.
Официальная гитлеровская пропаганда, стараясь «обосновать» эти преступления как перед собственными войсками, так и перед «арийским» населением, ставила знак равенства между евреями и «большевистской идеологией». Поскольку целью войны по заявлениям главарей третьего рейха было уничтожение «большевистской идеологии» во всем мире, то, по мнению гитлеровцев, следовало уничтожить и еврейское население [578].
В директиве ОКВ, изданной в июне 1941 года, непосредственно перед нападением на СССР, и разъяснявшей принципы проведения пропагандистской кампании среди населения и армии на будущих театрах военных действий, в частности, сказано:
«Противниками Германии являются не народы Советского Союза, а исключительно советское, еврейско-большевистское правительство с его чиновниками и коммунистической партиен, стремящейся вызвать мировую революцию» [579].
О том, как гитлеровцы на практике понимали эту борьбу с «еврейско-большевистским» правительством, свидетельствует истребление всего мирного еврейского населения, включая детей и младенцев, проводившееся оперативными группами как на Востоке, так и в «имперских комиссариатах» при абсолютно снисходительном отношении вермахта к этой кровавой акции, а порой и «сердечном» содействии с его стороны.
Применительно к пленным этот курс на тотальное истребление евреев со всей откровенностью был сформулирован прежде всего в «Оперативном приказе № 8» начальника полиции безопасности и СД oт 17 июля 1941 года (в известном пункте, начинающемся словами «Все евреи…»), а опосредованно, в замаскированном виде проходил красной нитью через все приказы ОКХ и ОКВ, в которых говорилось об «отборе» или «особом обращении» («зондербехандлунг») с «нежелательными», а также о «специальной миссии» оперативных групп и эйнзатцкоманд на этом «поприще».
Согласно специальному приказу генерал-квартирмейстера ОКХ генерала Вагнера от 24 июля 1941 года, пленных-евреев оставляли в оперативных районах. Отправка пленных-евреев в Германию была строго запрещена [580]. Таких пленных вместе с другими «нежелательными» надлежало «вылавливать» в лагерях для пленных и расстреливать на месте, что на практике и делалось.
Военный врач Ганс Фрюхте, служивший в дулаге 160 в Хороле (на Украине, в тыловом районе группы армий «Юг») с сентября 1941 года по конец мая 1942 года, в своих свидетельских показаниях на процессе по делу гитлеровского фельдмаршала Лееба и других, в частности, заявил:
«Каждый транспорт советских пленных «просеивался» вермахтом в поисках комиссаров… Евреев отбирали и передавали в специальные лагеря, после чего СД расстреливала их… Спустя неделю мы уже знали, что целью отбора был расстрел евреев.
…Для каждого офицера и солдата было совершенно естественным делом, что расстреливали каждого еврея [курсив наш. — Ш. Д.] [581].
…Комендант лагеря в Хороле подполковник Деблер (из Штутгарта)… заявил [Фрюхте. — Ш. Д.[, что он получил указание дать СД полную свободу действий в лагере и не должен вмешиваться» [582].
Из показаний Фрюхте явствует, что в лагере Хорол в целях истребления евреев были проведены три «отбора». Первый имел место в августе 1941 года, второй — в октябре — ноябре того же года. Оба они проводились агентами тайной полевой полиции. Третий был предпринят 15 мая 1942 года. Осуществили его сотрудники СД, а жертвами его пали 450 евреев-военнопленных и 50 «подозрительных» [583].
Заявление Фрюхте было подтверждено показаниями другого свидетеля — бывшего узника этого же лагеря X. Блюменштока, который дополнил указанные факты некоторыми подробностями. В частности, Блюменшток рассказал о приказе гитлеровцев, согласно которому пленные-евреи перед экзекуцией должны были раздеваться догола [584].
Было правилом: если кого-нибудь из пленных, захваченных в ходе военных действий, «опознавали» как еврея, его тотчас же расстреливали на месте, не утруждая себя передачей в дулаг.
Так, например, отряд под командованием обер-лейтенанта Бутковитца из
