Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Хьюз настаивал, что лично он не знал, что МакКонвилл собираются тайно похоронить, или, как сейчас говорят, «сделать ее исчезнувшей». Он всегда считал себя свободным бойцом левых взглядов, однако эта тактика казалась весьма близкой тирании. С точки зрения Мэкерза, «исчезновение людей – это визитная карточка военного преступника, неважно, где происходит дело – в Чили или Кампучии». Хьюз же в ответ утверждал, что даже во время хаоса 1972 года Провос не убивала и не похищала людей просто так. А такое варварство, как сокрытие в неизвестной могиле тела убитой матери десяти детей, стало предметом жарких споров.
По словам Хьюза, один местный лидер ИРА, а именно Айвор Белл, требовал не хоронить МакКонвилл. Белл являлся противником компромиссов, ветераном кампании 1950-х годов и человеком, ездившим вместе с Джерри Адамсом на неудачные мирные переговоры летом 1972 года в Лондон. Хьюз рассказал, что менее чем через полгода после Лондонского саммита Белл и руководство «Временных» в Белфасте пришло к согласию относительно того, что делать с Джин МакКонвилл. «Если вы собираетесь ее убить, то бросьте ее тело на какой-нибудь гребаной улочке, – вспоминал Хьюз слова Белла. – Какой смысл убивать ее и потом хоронить, если никто не узнает, за что?» Лучше преподать урок на будущее другим людям, чтобы понимали, как опасно быть стукачом. Белл считал, что если не зарывать тело, то убийство будет «чистым возмездием».
Однако, как объяснил Хьюз, решение принял кое-кто повыше – Джерри Адамс.
– И Адамс отверг эту логику? – спросил Мэкерз.
– Да, отверг, – ответил Хьюз.
– И приказал сделать так, чтобы она исчезла?
– Чтобы ее похоронили, – сказал Хьюз.
Хьюз предположил, что, возможно, так поступили потому, что МакКонвилл была женщиной, вдовой, и ее убийство могло повредить репутации ИРА. Однако для Провос она являлась осведомителем, а значит, необходимы крайние меры. Вот так приняли решение тайно убить МакКонвилл и замести следы. По мнению Хьюза, иерархическая структура ИРА не оставляла сомнений в том, кто в конечном итоге утвердил это решение. «Был только один человек, который мог дать приказ казнить женщину, – поделился Хьюз своими соображениями с Мэкерзом. – Гребаный командир, который сейчас глава Шинн Фейн».
«Расстрельной команды» в 1972 году еще не было. Поэтому, как объяснил Хьюз, выполнение столь деликатной работы, как перевоз Джин МакКонвилл через границу, Адамс поручил секретной группе, возглавляемой Коротышкой Пэтом МакКлюром. Именно «Неизвестные» отвечали за сопровождение МакКонвилл до места казни, а в частности один из членов команды – Долорс Прайс.
* * *
Так случилось, что Прайс была ближайшим другом Мэкерза. Они встретились уже после Соглашения Великой пятницы и обнаружили, что оба испытывают глубокую неудовлетворенность происходящим. Она жила в Дублине, куда ее семья переехала в середине 1990-х годов. Ей нравился этот город, хотя она надеялась, что сыновья не утратят белфастский акцент. Ее брак со Стефаном Ри, продолжавшийся долгие годы, в 2001 году распался. Прайс жила в большом семейном доме в Мэлахайд – престижном пригороде Дублина на северном побережье. Там она окружила себя памятными вещами дней ее славы: вырезки из газет в рамочках, выцветшие фотографии и патриотические плакаты на стенах. Ее отношение к пище так и не пришло в норму. Она, к примеру, приглашала гостя на чай и нарезала свежий кофейный торт, смотрела, как его едят, но сама не могла проглотить ни кусочка. «Пища не дает мне особенного наслаждения», – повторяла она.
Стремление Прайс сделать карьеру писателя не дало существенных плодов. Она так и не опубликовала свои мемуары. Но на некоторое время она вернулась к учебе: записалась на юридический курс в Тринити-колледж в Дублине. Для молодых студентов Прайс представляла собой странную фигуру, чудачку в возрасте, которая носит шляпы ярких цветов и сидит на лекциях, склонив голову на одну сторону, будто спрашивает чего. Она не поднимала руку, не участвовала в обсуждениях, а просто получала удовольствие, прерывая лекторов вполне дружелюбными выкриками.
Однажды Прайс, войдя в женский туалет, обнаружила там длинную очередь, состоящую из студенток. Помещение ремонтировали, и некоторые кабинки не работали.
– Чего ждем? – спросила Прайс.
– Так вон те кабинки без дверей, – объяснила одна из женщин, стоящих в очереди.
– Видно, что вы никогда в тюрьме не сидели! – воскликнула Прайс, пошла прямо к кабинке без двери и сделала там свои дела.
Прайс была известна своим язвительным остроумием. Временами она могла блистать им. Однако было видно, что она обеспокоена. Она чувствовала себя так, будто большую часть времени роется в голове, собирая мозаику из кусков и частей своего прошлого. Ей не давала покоя ее молодость – то, что она делала для других и себя самой. Многие из ее старых товарищей страдали от ПТСР (посттравматического стрессового расстройства), погружаясь в кошмарные события прошлого десятилетия, просыпаясь ночами в холодном поту. Временами, когда Прайс была за рулем, а ее сыновья сидели на заднем сиденье, она бросала на них взгляд в зеркало заднего вида, и оттуда на нее смотрел не Дэнни и не Оскар, а покойный товарищ по борьбе Джо Лински. Однажды в Тринити во время лекции о политических заключенных Прайс в ярости встала и начала перечислять имена республиканцев, участников голодных забастовок, а затем вылетела из аудитории. И больше никогда туда не вернулась.
Прайс воспринимала Соглашение Великой пятницы как обман исключительно ее личных надежд. «То окружение, в котором она родилась, было предано, – вспоминал ее друг Имон МакКанн. – И это оказало на Долорс более сильное и глубокое воздействие, чем на многих других людей». Она закладывала бомбы и грабила банки, она видела, как умирают ее друзья, и сама была на волосок от гибели, и все это в надежде на то, что насилие в конечном итоге приведет к национальному освобождению, за которое сражались поколения ее семьи. В интервью ирландскому радио она говорила: «Ради того, чего Шинн Фейн сегодня добилась, мне было бы жаль и хороший завтрак пропустить. Добровольцы не только умирали, – заметила она, – им еще также приходилось и убивать, понимаете?»
В психологии существует понятие «моральной травмы» – термин, который отличается от просто «травмы» и связан с тем, что испытывали бывшие солдаты в отношении тех страшных вещей, которые они делали во время войны. Прайс страдала от острой моральной травмы: она полагала, что ее ограбили, отняли всякое этическое оправдание ее поведению. Чувство обиды усиливалось тем фактом, что человек, руководивший республиканским движением на пути к миру, был ее дорогим другом и старшим офицером Джерри Адамсом. Адамс отдавал приказы – приказы, которым она, веря в общее дело, подчинялась. А теперь оказалось, что не нужны вооруженная борьба вообще и сама Долорс в частности. Это наполняло ее бессильной яростью.
На республиканских мероприятиях в графстве Мейо в 2001 году она встала и заявила, что «сыта по горло» россказнями тех, кто говорит, будто не состоял в ИРА. «Джерри был моим командиром», – воскликнула она. Высказывания такого рода не приветствовались Шинн Фейн, и потому несколько раз бравые ребята подходили к Прайс, приказывая ей замолчать. Но явное стремление Шинн Фейн все контролировать лишь разжигало ее гнев. Когда ИРА в 1990-х годах выступила с мирной стратегией, образовались разрозненные вооруженные группы, некоторые из них продолжали дальнейшие насильственные действия. Прайс порой посещала собрания таких организаций, но не присоединялась к ним. «Вы хотите снова вернуться к войне?» – спрашивала она у них.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
