ресторане, много раз ездили на искусственную горнолыжную трассу. Это труба, внутри которой зима. Настоящая зима еще не закончилась, а люди уже тоскуют по ее снегам. Вот и Владимир обожает горные лыжи, он прячется от весны и тянет Лидию за собой.
За пределами трубы уже сохнет асфальт, и плывут льдины по Москве-реке, а они возвращаются в зиму. Их отношения так и не сдвинулись с холодной точки.
– Ты в меня случайно не влюбился? – как бы в шутку спрашивает она.
– Я люблю всех людей, – объясняет он. – Я филантроп.
Разве это любовь?
Они сидят в кофейне после трубы, их лица румяные от мороза, но окружающие, наверное, думают, что они загорели на мартовском солнце.
– У тебя есть дача? – спрашивает Владимир.
– Есть, – врет она.
– Хорошая?
– В академическом поселке. Среди сосен. Со всеми удобствами, и река рядом.
– Откуда такое богатство? – иронично спрашивает он. – Кто у вас в семье академик?
Мать на ее месте рассказала бы про дедушку – знаменитого врача. Про то, как он спасал людей и вставлял новые сердца высшим лицам государства. Она рассказала бы, как у них за столом собирались знаменитые люди, она пригласила бы на ужин первую любовь, которую нарекла бы философом и писателем, первого мужа – великого художника, второго мужа – любимого автослесаря начальника уголовного розыска Московской области, и выяснилось бы, что автослесарь подсказал этому начальнику его хит про снегопад, помните? Пришло время открыть правду: снегопад – это про меня, это я однажды сказала своему второму мужу, что если женщина просит, то белым снегом ее замести не спеши, а он проболтался начальнику уголовного розыска. И еще пригласим третьего мужа – великого специалиста по санскриту, который умер в блокаду, но перевоплотился в переводчика, прилетевшего на космическом аппарате в газету «Труд». Чудесная история, так все и делают – рекламируют себя. Но я не буду.
– Это наследство материного друга, – говорит она.
– Везет, – он вздыхает. – Мне вот никто и никогда ничего не оставлял. Почему так? У меня есть друзья, они уже лет десять получают какие-то наследства. Вначале двоюродная тетка оставила им дом в Малаховке с огромным участком, потом дядька – четырехкомнатную квартиру на Таганке. Потом умер отец жены, который бросил ее еще ребенком, он оставил квартиру в Кузьминках. И, наконец, умер двоюродный брат, и они оказались его единственными наследниками. Трехкомнатная хата на Октябрьской. Напротив Президент-отеля. Нехило?
– Нехило.
– Все квартиры они сдают, а живут в Малаховке. Деньги солят в бочках. И смеются, что в прошлой жизни были бездомными, а теперь имеют компенсацию. Я вот в прошлой жизни точно был герцогом. Поэтому никакой компенсации.
Он похож на герцога. У него прямой нос и высокий лоб. Неужели с таким красивым можно жить в одной квартире? Просыпаться на одной подушке? Такое счастье возможно? И почему он не тащит ее в постель?
– Почему ты не живешь на даче? Ведь весна, – говорит он. – Представляю, как там круто. Сосны, река. Бабочки, поди, летают.
Как бы тебе объяснить…
– Мы ее сдаем, – неохотно отвечает Лидия. – Грузинам, художникам.
– Понятно.
Ах, сейчас бы предложить ему поехать на дачу. От земли там идет пар, а стволы сосен светятся янтарным светом. В тени еще лежит снег, но на опушках появилась мать-и-мачеха. Владимир любит природу, и Лидия любит природу, они бы гуляли по дорожкам, засыпанным хвоей. И вышли бы к реке, по которой плывет последний лед этой нелепой зимы.
– Как ты думаешь? Почему одним везет, а другим нет? – Он все еще не может успокоиться. Чужое наследство – это его больная тема.
– Я не верю в везение.
– Но как так! Я ведь рассказал тебе про моих друзей, неужели это тебя не впечатлило?
– Ты же не все знаешь. Может, им пришлось обихаживать эту тетку и дядьку, унижаться перед стариками, выслушивать их дурацкие истории, подносить им лекарства. Заискивать. Стараться получить наследство. Это ведь ужасно скучно. И могло длиться годами. Они, может, заработали.
– И с отцом заработали? – В его глазах мелькает усмешка. Что смешного? – Они его не видели тридцать лет.
Она включается в игру – всему можно найти объяснение.
– Они очень страдали, что у них нет отца. У всех есть, а у них нет. Я вот, например, страдала. И если бы мне сейчас досталась от него квартира, это было бы очень слабой компенсацией.
– Вот как ты смотришь на вещи! – У него странная и многозначительная интонация. – Я почему-то думал, что ты другая…
Я тебя разочаровала?
– Хотя… – Он размышляет несколько секунд. – Так ведь, наверное, спокойнее?
– Что спокойнее?
– Считать, что все в мире имеет свою причину?
– А разве можно думать иначе?
– Да ну. Все катится, куда хочет.
– Может и так, – вздыхает она. – Но в таком мире неуютно жить.
Он вдруг смеется.
Они ведут эти странные умные разговоры и не целуются. Катаются с искусственной горы, не едут в весенний лес. Лидия, впрочем, не катается. Она стоит внизу и трет щеки, чтобы не отморозить.
– Я вчера был на тренинге специальном: как добиться успеха, – рассказывает он, уплетая карбонару. – Ты как относишься к таким тренингам?
– Равнодушно.
– Никогда не ходила на такие?
– Упаси бог.
– А мне понравилось.
– Зачем тебе? Ты и так успешный человек.
– Хочу быть еще успешнее. Хочу, чтобы у меня было все, что я пожелаю! Яхта, вилла на мысе Антиб, собственный самолет.
Лидия смеется.
– Нет, я серьезно. Где бы найти такой тренинг? Чтобы раз – и сразу все имеешь!
– Таких нет.
– Думаю, есть. Но они для посвященных. Как сайентология. Ты знаешь, что Кириенко – сайентолог? То-то!
– Ну, сходи к сайентологам.
– Нет, я им не верю.
– А я никому не верю, – говорит она. – Особенно грузинам.
Десятого апреля статья опубликована. Владимир в очередной командировке, да он бы и не узнал о статье – Лидино творчество его не интересует. А вот мать каждый вечер, какой бы уставшей она ни была, просматривает сайт газеты. Ей газета нравится, и она знает, что Лидия никогда не скажет о том, что сегодня ее статья. Поэтому мать несет свою вахту – чтобы не пропустить, погордиться доченькой.
Лидия идет домой неохотно. Тянет время и две остановки проходит пешком. Она как в детстве наступает в лужи: разбивает вечерний лед. Ее ноги промокли, ну и черт с ними. Простудиться бы, а еще лучше помереть.
Ей надоело прикидываться, и, пожалуй, сегодня подходящий день если не для смерти, то для правды.
Мать не выходит ее встречать, хотя обычно сразу прибегает на звук открываемой
