Глеб был единственным приличным человеком из его нынешнего окружения. Плакался, что лучшие годы прожил в ментовке, пока не спутался с нами. У Цыгана и раньше бывали такие истерики. Тебя, наверное, это удивит, но он часто звонил мне, когда нажирался. А иногда мы вместе бухали…
– Козел ты, Вадим!
– Посмотрись в зеркало. Если я козел, то ты… – в голосе Берестнева неожиданно послышался смешок. – Знаешь, есть такая птичка, страусом называется? Она голову прячет в песок, чтобы не видеть опасности. Вот и ты так поступаешь. Голову прячешь, а жопу оставляешь торчать. И скоро тебя в нее окончательно поимеют, готовься!
Вадим повесил трубку.
Я долго смотрел на погасший дисплей, переваривая услышанное. Потом позвонил в офис компании сотовой связи:
– Здравствуйте, я ваш абонент. Мне только что был звонок по межгороду. Звонили с угрозами. У вас, наверное, зафиксировано, откуда был вызов…
Я был готов, что на мой вопрос не ответят, сославшись на какой-нибудь закон о конфиденциальности переговоров. Да и Вадим наверняка постарался запутать следы. Но через пару минут я услышал:
– Звонок был из уличного автомата в Порт-Хедленде.
– Это что, в Америке где-то?
– На западном побережье Австралии.
* * *
Тетка позвонила, когда я уже был в больнице:
– Любой приличный человек на твоем месте первым делом приехал бы домой, посмотрел бы на сына.
– Я не любой и не приличный. Я занят.
– Занят! Из-за твоих так называемых занятий чуть Ингу не застрелили, и Артем натерпелся…
Тетя Ингрид забыла упомянуть, что благодаря моим «так называемым» занятиям она ежемесячно получала субсидию, в пятнадцать раз превышающую ее пенсию.
– С Артемом все нормально?
– Ему бы не помешало увидеть отца.
– Увидит, как только отец покончит с делами.
В больнице я пробыл не более получаса. Сначала нашел лечащего врача и сунул ему в карман пачку денег, попросив приложить все усилия для скорейшего выздоровления Инги. Он заверил меня, что помогать больным – его долг, он бы и так постарался… Я сообщил, что по результатам лечения будет выплачена вторая часть гонорара, и выразительно посмотрел ему в глаза.
Инга лежала в одноместной палате. Перед дверью на складном стульчике расположился охранник. Кто-то новенький, я его раньше не видел.
Я принес огромный букет и два пакета с фруктами и напитками.
Инга тихо заплакала:
– Почему ты не позвонил?
– Меня только что выпустили. Переоделся и сразу приехал. Как ты? Сильно болит?
Инга осторожно кивнула. Я посмотрел на ее забинтованную шею, как будто мог через повязку оценить тяжесть ранения:
– Врач говорит, что самое страшное позади.
– Так всегда говорят. Даже безнадежным больным.
– Тебя скоро выпишут.
Инга слабо улыбнулась:
– И все начнется опять? По-моему, у меня больше нет сил это переносить.
– Я обещаю, что ничего больше не будет. Может… Может быть, я вообще брошу бизнес. А что? Денег у нас хватит, съездим за границу, поживем где-нибудь, где понравится. Помнишь, во время медового месяца ты мечтала увидеть Париж? Мы ведь в нем до сих пор так и не были.
– Я в это не верю. Куда бы мы ни ездили отдыхать, на третий день тебе становилось скучно. Ты это говоришь, просто чтоб меня успокоить.
Она взяла меня за руку, и мы немного помолчали, глядя друг на друга. Через минуту она разжала пальцы:
– Я чувствую, тебе не терпится убежать и заняться своими делами.
– Нашими делами…
– У тебя есть время на всех кроме меня! Так было всегда…
– Просто я хочу сделать нашу жизнь лучше. Я ведь для нас всех стараюсь. Для тебя, для Артема.
– Нет, Костя. Ты всегда только о себе думаешь. Я тебе это уже говорила.
Я поцеловал Ингу и встал. Взял с одеяла букет:
– Куда его можно поставить?
– Спроси у сестры.
Медсестра принесла трехлитровую банку с водой. Я воткнул в банку букет и поставил ее на подоконник.
– Ты сам цветы выбирал?
– Конечно. – Я энергично кивнул, хотя на самом деле отправлял в магазин секретаршу.
– Красивые…
– Выздоравливай, зайка!
Ласковое слово далось мне с трудом. С детства ненавижу сюсюканье, предпочитаю показывать отношение действиями, а не словами.
Из больницы я отправился в «Монголию». Сам управлял БМВ, три охранника ехали позади меня в джипе. Это были именно те, кто облажался позавчера. В клубе они еще могут мне пригодиться, а потом я их, наверное, отпущу.
На стоянке перед «Монголией» было пусто. Втроем, – водителя оставили сторожить тачки и прикрывать тыл, – мы вошли в клуб и стали подниматься по лестнице. В вестибюле на втором этаже меня опять встретила знакомая брюнетка-адмиинистраторша. На ней был тот же красный пиджак и черная мини-юбка. Треть лица закрывали очки с дымчатыми стеклами. В ее поведении заметно сквозила нервозность.
Не успела она поздороваться, как я задал вопрос:
– Хозяева здесь?
– Юрия Олеговича нет.
– И не будет, наверное? А Леха?
– Тут…
– Пошли. Стоп, погоди! – Я протянул руку и снял с ее лица очки. Под левым глазом девушки всеми цветами радуги переливался фингал. – Юрий Олегович приложил?
Она испуганно кивнула. Я нацепил очки на место:
– Позавчера? Видать, сильно нервничал, а ты под горячую руку попала? Что ж тебя Леха не защитил?
Мои вопросы остались без ответа. Я не настаивал, и так все понятно.
Пучковский был в «Звезде», сидел один в той же «пещере», где мы чинили разборки несколько дней назад. Сидел за столом и, не мигая, смотрел на полупустую бутылку «смирновской». На тарелке лежала нетронутая закуска. Рюмки я не заметил. Из горла, что ли, хлещет?
– Можете идти вниз, – сказал я охранникам. – Ждите в машине.
– Но, шеф! А если…
– Если будет «если», от вас все равно вреда больше, чем пользы.
Охранники переглянулись и затопали к лестнице. Вслед за ними, вдоль стеночки, удалилась администраторша. Похоже, удар в глаз ее сильно потряс. Как будто не на злого Плаксу нарвалась, а побывала в плену. Сутулиться начала, голову опускает…
Лампа, формой напоминающая крышку гроба, покачивалась над столом. Под моей ногой хрустнули стекла. Я посмотрел и увидел осколки стакана. А на стене темнело влажное пятно. Видать, совсем плохи дела, если Пучковский начал швыряться посудой!
Я сел, выставив перед собой локти. Пучковский молчал. Так прошло больше минуты, а потом у него сдали нервы. Он затравленно посмотрел на меня и протянул руку к бутылке. Прежде, чем его пальцы сомкнулись на горлышке, я, не вставая, ударил ногой по столу. Стол качнулся, бутылка упала. Пучковский сделал вялую попытку ее подхватить, не успел и остался сидеть, с тупым лицом наблюдая, как водка течет по столешнице и
