капает на пол.
– Так и будем молчать? – Я закурил и пустил дым в сторону Лехи. – Следующий удар будет тебе по хлебальнику.
Пучковский поднял голову и посмотрел на меня. Белки глаз у него были иссечены лопнувшими сосудами, а поворот головы дался с натугой, как ржавому Терминатору.
– Это все Плакса, – выдохнул он. – Это он все придумал!
– А ты, конечно, был против!
– Я ему говорил, что не надо. Мы и так уже накосорезили, дальше некуда. Лучше заплатить Мишкиной маме, чтоб ты от нас отвязался. Он сначала говорил, что заплатим, привез сюда какие-то деньги, в сейф положил. А потом мы заехали к Викторычу. Юрка хотел с ним поговорить о тебе. Я пьяный был, в машине заснул. Проснулся, а Юрка с каким-то пацаном шепчется. Не знаю, что за пацан, никогда раньше не видел. Про тебя говорили, Юрка адрес твой называл. И про мотоцикл какой-то. Я не въехал тогда, еще выпил и вырубился. Только утром, когда узнал про тебя, догадался, в чем дело. Прилетел сюда, Юрка тут шмотки свои собирает. В кабинете все вывернуто, сейф нараспашку. Ни моих, ни его денег нет, уже все прибрал. Моих там пара тыщ всего было, он и их прихватил, сука! Я к нему, а он пушку вытащил. Стой, говорит, если жить хочешь. Тут как раз Нинка в кабинет сунулась, он ей по роже и звезданул. Она – на спину, он – через нее и по лестнице. Я не догнал… Я потом узнал, что он всех кинул. Даже своего тестя! Почти пол-лимона спер у него. Понимаешь, он с самого начала не собирался платить. Готовился рвануть за бугор. У него все уже было готово, а тут этот пацан подвернулся, вот он и решил рискануть напоследок.
– Куда он поехал?
– Никто не знает! На машине рванул, это точно, а куда именно – неизвестно. Я думаю, он себе и документы давно новые сделал, и с хирургом мог договориться, чтобы рожу свою изменить. Теперь его хрен найдешь!
– Ну, ты-то здесь! Ты за все и ответишь. Вы ж компаньоны!
– Да ты что, Кость? Эта падла меня кинула больше всех! У меня теперь ничего нет, ни-че-го, понимаешь? У меня все бабки были в этот сраный клуб вложены. А клуб и ресторан теперь отберут, Юрка умудрился в «Геобанке» кредит получить. Я тогда расписался, не думая, все вопросы по кредиту Юрка разруливал. Отдали в залог все, что могли! Мне нечем расплачиваться…
– Ты на жалость не дави, мне твои финансовые проблемы по барабану. Жену мою ранили, меня чуть не грохнули. Я уже не вспоминаю про фотографии!
– Это все Плакса! Я и не знал ничего! А фотографии… Что – фотографии? Всем ведь понятно, что это фуфло! Инга твоя никогда и ни с кем, это все знают…
– Говоришь, пьяный был, ничего не понял, отрубился в машине? А почему я тебе должен верить? Плаксы нет, недоносок ваш мертв. Конечно, ты теперь все на них будешь валить!
Пучковский приложил руку к груди:
– Паша, честное слово! Мы же всегда были друзьями. Ну на хрена мне было тебя?..
Он не договорил. Прервался на полуслове, сидел с раззявленным ртом, часто-часто моргал. Зрелище было противное. И стало совсем невыносимым, когда из глаз Пучковского потекли слезы. Мне захотелось прикончить его. Не от злости, она, как ни странно, давно прошла. От омерзения.
Пучковский сложил ладони лодочкой и опустил в них мокрое лицо. Голос его теперь звучал приглушенно, и вдобавок он еще и проглатывал окончания слов.
– Почему так получилось? Я думал, мы всегда будем друзьями… Кинул всех! Я банкрот, все отберут за долги…
Что с ним прикажете делать?
Я молча встал и пошел к выходу.
За моей спиной щелкнул взведенный курок пистолета.
Я замер.
Громыхнул выстрел.
Глава двадцать вторая
Скрытое наблюдение
Проехав несколько кварталов от «Монголии», мы попали в хорошую пробку. Мой БМВ стоял первым, охрана – за мной. Ехали в офис. Мне требовалось время и место, чтобы подумать и разложить все по полочкам. Все-таки разговор с Лехой и его дурацкая попытка самоубийства здорово выбили из колеи.
Он стрелял не в меня, он пытался пустить себе пулю в висок. Воспользовался маленьким пистолетиком, которым мне недавно угрожал Плакса. Приставил дуло к виску, перестал плакать, зажмурился и нажал спуск. Инстинкт самосохранения оказался сильнее понятий о чести. В последний момент рука отвела пистолет в сторону, и пуля ушла в потолок.
Когда я обернулся, Пучковский так и сидел с закрытыми глазами. Выражение лица у него было совершенно дебильным. Ни один психолог не взялся бы предсказать, что Леха предпримет в следующую минуту: повторит попытку, или выстрелит в меня, или, бросив оружие, забьется в истерике.
Я осторожно, на цыпочках, подошел к нему и отобрал пистолет. Поставил на предохранитель, хотел положить в карман, вовремя передумал и бросил на стол, подальше от Лехи. Примерился и наотмашь, раскрытой ладонью, врезал ему по морде.
Леху будто срезало со стула. Шлепнулся в угол «пещеры» и замер, все так же не открывая глаза. Я стоял над ним, смотрел сверху вниз и не понимал, о какой дружбе у нас могла идти речь. Неужели я всерьез называл этого слизняка своим другом? Он уже был таким, когда мы познакомились, или испортился за последние годы?
Я услышал цоканье каблучков и обернулся. Нина стояла у входа в «пещеру», держась за притолоку. Дымчатые очки скрывали глаза, но и так было ясно, что она смотрит то на Пучковского, скорчившегося в углу, то на меня. А потом, видимо, разглядела пистолет на столе, тихо ойкнула и брякнулась в обморок.
Я не побежал ее ловить, хотя, наверное, мог бы успеть. Надоело вытирать сопли истеричным обитателям этого гадюшника. Сами пускай разбираются! И вообще я не понимаю, зачем, услышав выстрел, мчаться смотреть, что случилось, если у тебя слабые нервы и ты заранее знаешь, что потеряешь сознание от увиденного?
Пучковский дернул коленкой и то ли всхлипнул, то ли застонал.
– Ты даже застрелиться толком не можешь, – сказал я, доставая из кармана платок и оборачивая им рукоять пистолета. – Господи, как тебя жизнь обкромсала!
Леха мотнул головой.
Держа в руке пистолет, я вышел из «пещеры». Администраторша лежала на правом боку, полы красного пиджака и юбка задрались, полностью обнажив ноги. Мимоходом я наклонился, потрогал шею: пульс был. Правильно, ничего с ней не сделается, отлежится и встанет. Можно, конечно, перетащить ее в кресло, но… Лень! Я
