– Коровы, – автоматически поправил Тобиас. Мелькнула и пропала быстрая улыбка.
– Поросята. Дети лучше понимают, что к чему. Им нравятся парадоксы. Им нравится объяснять, как все должно быть.
Тобиас представил презрительные личики, пытающиеся что-то втолковать этим взрослым.
– Пожалуй, ты прав, – Тобиас не знал, какое мнение составить о художнике, но в нем определенно было нечто, не проявлявшееся с первого взгляда. – А ты уверен, что Перис будет в этой «Голубой двери»?
– Будет.
Он немного расслабился. Одна мысль о том, что он увидит ее, смягчала края раны, нанесенной его профессиональной гордости тогда, когда он покинул ее несколько часов назад. Тобиас осознал, что улыбается. Не то он сходит с ума, не то сердце его смягчилось от любви.
Любовь. Он был человеком, не допускавшим это слово в свою душу, и уж никогда не произносил его вслух. Он был человеком, объявившим любовь мифом. Но сегодня он сказал женщине, что любит ее.
Он сказал еще одной Делайт, что любит ее.
Неважно, насколько сумасшедшим казалось все это дело, но Тобиасу требовалось быть рядом с Перис. Делиться с ней своей жизнью стало для него необходимым, как дыхание.
Сначала ему надо будет уговорить ее переехать из этой квартиры.
– Вы с Перис, – монотонно сказал Вормвуд, – спите вместе.
– Чертовски странный вопрос, – нахмурившись, сказал Тобиас.
– Это утверждение.
– Она тебе сказала?
– Я и так знаю. Все знают. Она переменилась.
– Это плохо?
Вормвуд свернул на Почтовую аллею. Он посторонился, пропуская ватагу мотоциклистов в необычайно скудных, но ярких одеждах.
– Ничего об этом не знаю, – сказал он, когда они снова пустились в путь. – Она, кажется, хорошо ко мне относится. Перис – не такая, как все.
– Тебе не надо меня в этом убеждать.
Художник сунул руки в карманы своих широких коричневых штанов.
– Мне бы не хотелось, чтобы она была несчастлива. Она добра ко мне.
Вормвуды этого мира были для Тобиаса сплошной загадкой, но чувства этого парня в данном случае ему были близки.
– Говорят, что ты не очень-то хорошо обращался с Синтией.
Тобиас сдержался, чтобы не ответить, как привык отвечать на подобные вопросы.
– Синтия – сестра Перис. Я так понимаю, что она в хороших отношениях со всеми вами. Поэтому мне трудно защищаться. Скажем, я имею репутацию человека не слишком мягкого, но вполне честного и воспитанного. Может, на этом и закончим?
– Подходит.
Тобиасу показалось, что они не скоро добрались до «Голубой двери». Внутри здания без окон горели только светильники вокруг сцены.
Сэм, или Саманта, или как там еще его звали, развалившись на стуле, скрестив ноги, обращался с монологом к Перис и Джинне. Одет он был как любой другой средний американский мужчина, и пристрастие к парикам с сединой, и показные манеры противоречили ею явно мужественной внешности.
Он рассуждал на тему о том, что принц Великобритании Чарльз может последовать примеру своего двоюродного деда и отречься от трона.
– Это был Эдвард Восьмой, дорогие мои, – говорил Сэм. – Чарли сам говорил мне, что я напоминаю ему Уоллис Симпсон. А отсюда следует, не правда ли… Его сделают герцогом чего-нибудь прелестного, а меня можно называть Герцогиней.
Джинна и Перис засмеялись, а Сэм посмотрел поверх их голов и увидел подходящего к ним вместе с Вормвудом Тобиаса. Тогда импровизатор закинул руки назад, за спинку стула и сказал:
– У нас гости, – ухитрившись произнести слово «гости», как «аплодисменты».
Обе девушки обернулись и заулыбались. От улыбки Перис сердце Тобиаса забилось. Она подошла поприветствовать его, – неожиданно было увидеть ее в белых шортах и рубашке, завязанной на талии. Ему хотелось большего, чем просто взять ее руки и легко поцеловать ее в щеку.
– Надо издать закон, запрещающий тебе закрывать такие ноги, – сказал он тихо. – Мы должны поговорить наедине.
– Скоро, – ответила она ему. – Тобиас, я кое-что выяснила. По крайней мере, я почти в этом уверена. Я хочу всем об этом рассказать. Хорошо?
Ему это не понравилось, но у него не было права сказать что-либо, кроме:
– Хорошо. Я тоже должен рассказать тебе кое о чем. Только тебе. Как много времени тебе нужно?
– Сейчас выйдет Конрад, и Липсы тоже должны подойти.
Тобиасу нелегко было скрывать нетерпение.
– Они про нас все знают, да?
Перис посмотрела на остальных.
– Вормвуд сказал что-то на эту тему?
– Да.
– Догадываюсь… А вот и Конрад с Липсом.
Тобиас разглядывал вновь прибывших со смешанными чувствами. Смуглый и слишком красивый, чтобы Тобиас относился к нему спокойно, Конрад двигался со скрытой силой и смотрел на Перис так, словно был голоден, а она была единственной пищей, способной его насытить.
– Хэй! – сказал Конрад всем вместе и отдельно Перис. – Ты звонишь. Я прихожу. Липс сказал, что миссис Липс может закрыть лавочку вместо меня, – Липс возвышался за его спиной, как башня; Конрад пошевелил бровями и сказал Перис: – Мы тебя внимательно слушаем, дружок.
Перис потянула Тобиаса за собой к столу Джинны и показала ему, чтобы он садился.
– Сядьте все, – сказала она, и Тобиас заметил, как участилось ее дыхание.
Сняв парик, Сэм слез со сцены и присоединился к сидящим за столом.
Перис осталась стоять.
– Я постаралась раздобыть как можно больше копий своих украшений, – она подняла холщовую хозяйственную сумку, висевшую на спинке стула. – Как можно больше явных копий. Большинство копий не очень хороши – по моему мнению.
Все слушатели подались вперед.
– Взгляните, – она не стала высыпать вещи из сумки, а вытащила полную пригоршню пакетиков, завернутых в салфетки, и протянула им. – Посмотрите на них очень внимательно и скажите мне, если что-нибудь заметите.
Две непарных золотых сережки, золотая с серебром булавка и простая серебряная цепочка с плоскими звеньями, в которые были вправлены плоские диски пурпурной яшмы – вот что предстало их глазам.
Тобиас отметил, что Вормвуд и Конрад совершенно погрузились в поставленную перед ними задачу, вертя украшения и покачивая головами. Липс, Джинна и Сэм просто смотрели. Тобиас и не знал, куда смотреть.
– Ну, – нетерпеливо сказал Сэм. – Скажи нам, что мы должны увидеть?
Перис по-прежнему смотрела на Вормвуда и Конрада.
– Фантастика, – произнес, наконец, Конрад, переводя взгляд с Перис на Вормвуда. – Или я ошибаюсь, или… – Внезапно ко всеобщему удивлению он покраснел.
