Гослинг старался держать ситуацию под контролем и, хотя его тревожило, что нечто под водой идет с ними на сближение, не мог вслух выразить опасений, потому что привычка командовать людьми никуда не делась даже в этом богом забытом месте, а если ты за главного, лучше не делиться с другими своим беспокойством.
«Я не знаю, кто ты на самом деле, мистер Тень, — подумал Джордж, — но предчувствие у меня насчет тебя нехорошее, и оно мне совсем не нравится. Поэтому просто убирайся, оставь нас в покое. Нам не нужен еще один летающий марсианский скат».
У дохлой «летучей мыши» мог быть старший брат или очень злой папаша — разве не веселое предположение?
— Держи, — сказал Кушинг, протягивая Джорджу весло. — Валим от него.
Джордж сел на левый борт, а Кушинг — на правый. С пересохшими глотками и бешено бьющимися сердцами, они принялись грести прочь от темной массы. Мужчинам казалось, что у них ничего не выйдет, но, когда до тени оставалось футов пять, они резко ушли вправо и, обогнув, миновали ее.
Вот так просто.
Гигантская тень осталась позади. Через пять — десять минут она скрылась из виду. Еще одна уродливая тайна исчезла в тумане.
— Возможно, нам вообще нечего было опасаться, — произнес Кушинг, словно пытаясь убедить самого себя. — Ничего живого. Просто какой-то мусор плавал.
Джордж был решительно с ним не согласен. Он не думал, что тень была безобидным скоплением водорослей или сгущенной жижей. Она двигалась к плоту вполне осознанно.
— Подождите, — сказал Гослинг. — Оно возвращается, может зацепилось за леску плавучего якоря.
«Конечно, — подумал Джордж, — должно быть так».
Вполне разумное предположение, но только он в это не верил: нечто приближалось своим ходом, а не так, словно зацепилось за якорь.
— Черт! — воскликнул Кушинг, сразу сообразив, в чем дело.
Темная масса двигалась очень быстро. Она по-прежнему плыла на такой глубине, чтобы ее нельзя было разглядеть, и, возможно, вполне сознательно.
Гослинг тоже схватил весло.
— Гребите, ради бога! — закричал он. — Гребите быстрее!
Мужчины бросились грести, поднимая вверх фонтаны брызг, скользя по зарослям водорослей и пересекая случайные каналы открытой темной воды. Они неслись вперед, но масса неумолимо приближалась. Джорджу показалось, что она двигается толчками.
— Оно собирается протаранить нас! — крикнул Гослинг. — Метит в центр плота!
Они вытащили весла из воды и замерли.
Тварь могла врезаться в них в любую минуту: десять футов, пять — она была уже у самого борта. Все напряглись и, стиснув зубы, ждали, но удара не последовало. В паре дюймов от плота тень внезапно исчезла.
— Оно прямо под нами, — пробормотал Гослинг.
Словно было мало того, что в мертвом море их преследовала подозрительная черная масса: теперь она еще и играла с ними в прятки.
— Где она? — спросил Кушинг, оглядываясь по сторонам.
— Исчезла, — ответил Гослинг.
Секунды превратились в вечность. Джордж застыл в ожидании, боясь, что из бездонных глубин поднимется безымянный ужас и, словно моллюск, закрывающий раковину, проглотит плот целиком.
Впереди, футах в двадцати от плота, в воде показались пузыри. Их было очень много, как перед всплытием подводной лодки. Тень поднялась к самой поверхности, а затем вновь ушла на глубину, словно давая им знать, что она все еще рядом, но не покажется на глаза, пока сама того не захочет.
— Она просто засела там, — сказал Кушинг. — Совсем мне это не нравится, у меня мурашки от этой твари. Не стесняйтесь, можете тоже сделать признание.
Гослинг с Джорджем едва заметно ухмыльнулись, но Кушинга это ни капли не заботило. Черная масса пугала его точно так же, как и их, но у него, по крайней мере, хватило мужества признаться в этом вслух.
Все замерли в ожидании.
Тварь затаилась.
— Может, хватит уже с нас? — произнес Джордж вслух и тут же об этом пожалел: не стоило озвучивать то, о чем все они думали.
Спустя минут десять жуткой тишины тень начала медленно двигаться в сторону плота, словно у нее было полно времени и она это знала.
— Кажется, она всплывает, — сказал Гослинг.
Нечто, похожее на зонтичный купол, ярко-лиловый у вершины и розоватый, как плоть, по краям, поднималось на поверхность, все больше открываясь их взглядам. Жуткое скопление пузырей, полипов и дыхательных мембран — белого, красного, оранжевого и изумрудного цветов — блестело и подрагивало. По краю купола повисли темные маслянистые узелки, возможно глаза: их были сотни — черных, студенистых, внимательных глаз.
— Это медуза! — воскликнул Кушинг со смесью изумления, ужаса и отвращения в голосе. То же самое чувствовали остальные.
Ее купол оказался футов тридцать в диаметре, а окружающие медузу шипящие пузыри и мембраны были размером с баскетбольные мячи. Они постоянно сдувались и надувались, словно тварь дышала. В воде извивались сотни бледно-желтых щупалец, протянувшихся во всех направлениях. Одни были тонкие, как провода, другие — толще человеческой руки, испещренные рубиново-красными прожилками артерий или нервных узлов. Некоторые из щупалец достигали в длину сотни футов.
— Господи Иисусе, — простонал Гослинг.
Джордж тоже хотел что-то сказать, но у него перехватило дыхание, словно в легких началась песчаная буря, что было, возможно, к лучшему, потому что сквозь его слипшиеся в серую линию губы мог вырваться лишь пронзительный крик: от вида зловещего воздушного шара и его дыхательных пузырей Джорджа повергло в чистый, безудержный ужас.
Этой твари не могло быть в природе.
Выступающие на поверхность сплетения щупалец были такими огромными, что по ним можно было ходить. Глаз всюду встречал извивающуюся тяжелую массу, густую, как заросли лиан в джунглях.
Когда Джордж обрел голос, он тут же поперхнулся от крепкого уксусного смрада твари и смог лишь выпалить:
— Какого черта?! Какого черта?!
Но никто не ответил.
Кушинг и Гослинг сидели неподвижно. Возможно, они боялись, что, если шелохнутся, гигантская медуза почувствует их движение, поймет, где они находятся, и опутает влажными щупальцами. Джордж решил последовать их примеру и замер на месте, несмотря на то что каждый мускул и каждое нервное окончание гудели, словно высоковольтные провода.
Они сидели и ждали, а туман все сгущался, рождаясь светящимися шлейфами и сверкающими завесами, таял в собственных объятиях и рождался снова. От водорослей и болотистой воды поднимался пар. Гигантская кошмарная медуза окружила плот с тремя ледяными скульптурами на борту, словно заросли ламинарий — пятицентовую монетку.
Тяжелое, свинцовое молчание нарушил Сольц.
