— Госпожа, ты прекрасна, как всегда.
— Не лги мне, евнух. Я старая, я устала, я теряю очарование. Муж зовет меня реже, чем прежде, суставы у меня болят, а женщины в гареме своевольничают. Чуют, что моя власть слабеет; борются за положение друг с другом, ждут, когда мое место освободится.
— Повелительница, уверен, они по-прежнему тебя страшатся.
Она машет на меня унизанной кольцами рукой.
— Я тебя звала не для того, чтобы выслушивать пустую лесть. У меня к тебе дело.
Я склоняю голову.
— Я в твоем распоряжении, госпожа, как всегда.
— Мне кое-что нужно. Из Лондона. Привези мне это.
Я едва не падаю. И почему все вдруг захотели, чтобы я отправился в Лондон?
— Но, госпожа, я не еду в Лондон.
— Едешь. Я поговорю с Исмаилом и устрою так, чтобы тебя включили в посольство Аль-Аттара. Когда будешь там, найди лучших в Англии алхимиков. Я слышала, они нашли какое-то волшебное вещество, дающее вечную жизнь и молодость. Заплати им, сколько потребуют, и привези мне это снадобье. А если не захотят продать, любым способом заставь того, кто его готовит, приехать сюда и на месте сделать его для меня.
— Вечную?
В голосе моем невольно звучит неверие.
— Если даст мне еще лет десять-пятнадцать власти, я буду счастлива — этого достаточно, чтобы вырастить Зидана и обеспечить ему престолонаследие.
— Не сомневаюсь, ты можешь сама обеспечить ему наследование. Девять лет тебе это удавалось.
— Он не надышится на бледного червяка Лебеди! Засыпает звереныша подарками и похвалами. Ты видел, какой огромный золотой браслет он ему подарил?
Пора начать опасную игру.
— Отцу нравится его баловать. Только на прошлой неделе он прислал мальчику большую корзину драгоценностей и угощений. Он вечно таскает ребенка с собой по дворцу, хвастается им перед посетителями, рассказывает, какой тот замечательный маленький эмир. Удивительно, что ты до сих пор не убрала это препятствие с пути своего Зидана.
Она бросает на меня странный взгляд.
— Зачем ты это говоришь? Я думала, ты относишься к Белой Лебеди и ее отродью… с нежностью.
Я заставляю себя рассмеяться.
— Она странная, тебе не кажется? Холодная, я всегда так думал, а с тех пор, как мы вернулись с войны, еще и безумная.
Зидана смеется:
— А, да, ты о том, что она жила, как дикая свинья, подбирала еду с земли. Как Исмаил может с ней путаться, не понимаю, но мужчины бывают странными — что только не пробуждает в них желание.
— Я слышал, в городе купец из Флоренции, торгующий… лекарствами. Насколько я знаю, итальянцы — самый изощренный народ в смысле, — я понижаю голос, — ядов.
Она обдумывает сказанное. Потом глаза ее сужаются.
— Ты был в Италии, да? И говоришь на их языке, так?
Я признаю, так и есть.
— Так-так, Нус-Нус. Думаю, ты знаешь, какое… лекарство мне может понадобиться. Сделаешь это — сниму с тебя проклятие.
Какое великодушие.
— Госпожа заслуживает самого лучшего.
Я склоняю голову.
Зидана держит слово: на следующий день, когда я помогаю Исмаилу одеться после хамама, он спрашивает меня между делом:
— А что, Нус-Нус, хотелось бы тебе поехать в Лондон?
Я изо всех сил изображаю изумление:
— В Лондон, повелитель?
— Бен Хаду нужен секретарь посольства. Госпожа Зидана полагает, что ты лучше всех справишься с этой работой, и, должен сказать, я думаю, что выбор она сделала превосходный. К тому же нужно позаботиться еще кое о чем.
Он бросает мне что-то. Книгу. Я открываю обложку. На первом листе значится: «Алькоран Магомета, Переведен с Арабского на Французский. Сьером Дю Риером, господином Малезера, Послом Короля Франции в Александрии. И только что Англизированный к удовольствию любого, кто желает ознакомиться с Турецким пустословием. Отпечатано в Лондоне, Anno Dom. 1649».
Турецким пустословием? Хорошо, что Исмаил не читает по-английски…
Он прерывает мои размышления.
— Хочу, чтобы ты нашел того, кто напечатал это непотребство. Слышишь?
Я киваю в замешательстве.
— Конечно, господин.
— Обыщи Лондон, и когда найдешь его, убей и привези мне его голову.
— Убить?
Я потрясенно откидываю голову.
— Я… Я не убийца, господин…
Он холодно на меня смотрит, склонив голову набок.
— Неужели, Нус-Нус?
Я чувствую, как у меня от его взгляда начинают дрожать колени. Придумай, как отказаться, бога ради, говорю я себе, но слов нет.
— Как может правоверный позволить неверному так осквернить священную книгу? Единственный язык, на котором можно читать Коран, — это арабский, язык, на котором Аллах диктовал последнее откровение. Перевод — насмешка, зверство, святотатство!
— Конечно, повелитель, я понимаю.
Он вздыхает и печально качает головой:
— Ты не можешь понять — ты не из нашего народа. Хотя в этом и нет твоей вины.
Он забирает у меня книгу.
— Иди с миром, Нус-Нус. Я не буду просить тебя пойти против твоей природы.
Мгновение я стою, не веря тому, что услышал. Должно быть, кто-то его заколдовал, раз он сделался таким душевным.
Пятый день второй недели, Шавваль.
Лалла Зидана, урожденная Аиша Мбарака из Гвинеи, императрица Марокко, Старшая жена Его Величества султана Мулая Исмаила.
На следующий день на рассвете в дверь моей комнаты стучат. Я открываю и вижу на пороге малышку Мамасс. Она молча вынимает из рукава матерчатый сверток и протягивает его мне.
— Госпожа сделала кое-что, чтобы ты взял это с собой в посольство.
— Вижу, вести разлетаются быстро.
Она широко улыбается.
— Мы тобой так гордимся.
Я смотрю на то, что она мне вручила. Похоже, это вышитый свиток, но когда я пытаюсь его развернуть, выясняется, что он зашит.
— Его должен увидеть только английский король — это подарок от Белой Лебеди.
Я улыбаюсь:
— Очень сомневаюсь, что мое положение позволит лично вручить ему подарок, Мамасс, но скажи хозяйке, что я изо всех сил постараюсь исполнить ее желание.
Когда через несколько дней я прихожу к бен Хаду, мне приходится миновать толпу просителей у его покоев, а внутри я застаю Медника за решением спора купцов — весьма жаркого спора, судя по всему. Украден груз очень дорогого французского мыла. Пострадавший купец, потерявший товар, размахивает грамотой, которая подтверждает, что товар был отправлен из Марселя в прошлом месяце и разгружен в Сале.
