Книга Смерть на винограднике - Мэри Лу Лонгворт

Верлак вошел в больничную палату Жюля Шельфера, как раз когда Магали взбивала подушки.

– Ручаюсь, вам и в голову не приходило, что вы сами окажетесь здесь в роли пациента, – сказал Верлак, вручая офицеру тщательно завернутый пакет.

– Мне повезло: я уже знаком со всеми здешними врачами и медсестрами, – сообщил Шельфер.

– Они его балуют, – с улыбкой добавила Магали. – И правильно делают. Привет, я Магали. – Она протянула руку.

– Извините, это я должен был вас познакомить, – смутился Шельфер.

Верлак засмеялся.

– Ничего. – Он пожал руку Магали и представился: – Антуан Верлак. – Потом взглянул на нее повнимательнее и наконец спросил: – Где я мог вас видеть?

– В кафе на площади Ришельм, возле статуи кабана.

– Точно! Вы сами обжариваете кофе, – вспомнил Верлак. – Ну, как ваша нога, Жюль?

– Гораздо лучше, спасибо, – ответил Шельфер. – Говорят, пуля вошла неглубоко. А с той женщиной все в порядке?

– Да, в больнице на ночь ее оставили на всякий случай, – объяснил Верлак. – У нее легкие телесные повреждения и шок, но в остальном она дешево отделалась.

– Но почему она прикрывала этого человека?

– Из любви. Она его любила и понятия не имела, что он сделал с теми женщинами.

– А зачем ему понадобилось убивать пожилую даму? – продолжал удивляться Шельфер. – Я постоянно думаю об этом и никак не могу понять. – Магали незаметно отошла к окну и принялась расставлять цветы в вазах и складывать подарки, которыми буквально завалили палату.

– Либо мадам Даррас видела или слышала что-то, – сказал Верлак, – либо ему только показалось.

– Месье Даррас рассказывал, что она обвиняла врача в том, что он настаивает на удалении щитовидной железы, хотя в этом нет необходимости. Возможно, она встретила доктора Шарнэ в Ронь, снова принялась обвинять, а он решил, что речь идет об убийстве мадемуазель Дюран.

– Или подумал, что мадам Даррас, услышав об убийстве Жизель и узнав, где нашли ее труп, сообщит полиции, кого она встретила вблизи этого дома, – предположил Верлак.

– А он признался в убийстве?

Верлак кивнул.

– Во всех трех. Он считал, что именно женщины виноваты в том, что в Лилле его на восемнадцать месяцев отстранили от врачебной практики… Не хотите открыть свой подарок?

Шельфер принялся разворачивать бумагу, Магали подошла поближе, чтобы посмотреть. Наконец упаковка была сорвана, и в руку Жюля высыпались пять маленьких блокнотов в черных обложках.

– Блокноты? – удивился Шельфер.

– Для ваших скрупулезных записей, – объяснил Верлак.

Магали взяла блокнот.

– Да это же «Молескин»!

– Спасибо, судья, – кивнул Шельфер. – Я найду им достойное применение.

В палату вошла медсестра с подносом.

– Пора принимать лекарства и отдыхать, месье Шельфер, – объявила она. – А вашим друзьям, боюсь, придется уйти. Ваша мама меня убьет, если к концу месяца мы не поставим вас на ноги.

Шельфер поморщился.

– Надеюсь, она не слишком часто вам названивает.

– За этот день всего лишь несколько раз, – с улыбкой сообщила медсестра.

Подписание бумаг в конторе нотариуса заняло меньше времени, чем ожидал Верлак. Жан-Марк, который тоже подписался в качестве свидетеля, объяснил Верлаку, что оплата наличными значительно ускорит процесс. И постарался сохранить невозмутимый вид, когда узнал, о какой сумме идет речь.

Верлак уже принял решение продать особняк Эммелин в Нормандии, благодаря чему возместить часть расходов. Его брат Себастьян пожелал купить агентство недвижимости – а заодно и здание, в котором оно размещалось, в дорогом парижском районе Пасси, – и потому он сразу согласился на предложенную цену.

Верлак пригласил Жан-Марка отпраздновать сделку бокалом шампанского в кафе «Мазарини». Они выбрали столик на террасе и сели, закинув ногу на ногу и наблюдая, как по бульвару Мирабо прогуливаются жители Экса и туристы.

– Это, конечно, не мое дело, – начал Жан-Марк, глядя на друга, – но Марин в курсе?

Верлак отпил шампанского и кивнул.

– Я сказал ей вчера вечером. Она одобрила мое решение.

– Она удивительно бескорыстный человек, верно?

– Да, это одно из множества ее достоинств, – согласился Верлак. – Но лично я рассматриваю свое решение как выгодное вложение средств. Оно сработает и принесет не только деньги, но и, возможно, славу. Так что, как видите, я не настолько бескорыстен, как Марин.

– Приятно знать, что ты ничуть не изменился. – Жан-Марк поднес свой бокал к бокалу Верлака. – А я уж боялся, что ты совсем раскис и размяк.

Элен Полик сидела за рулем, Лия – рядом с ней впереди, а Полик – сзади, посередине, чтобы видеть дорогу и беседовать сразу с обеими «девчонками». Поскольку всех троих в машине обычно укачивало, на заднем сиденье они устраивались по очереди.

– А теперь мне уже десять, я всегда буду сидеть впереди, – заявила Лия. – По закону уже можно.

– Ты и так всю дорогу сидела впереди, – напомнил Полик, стараясь смотреть на белые линии разметки. – Тебя еще не укачало?

– Нисколько, папа, – ответила Лия. – Здесь круто.

– Замечательно, – пробормотал Полик.

– Бруно, ты не почитаешь мне описание дороги после круговой развязки? – попросила Элен.

– «Повернуть на первой круговой развязке в сторону Руссе, – прочитал Полик вслух, стараясь не слишком долго смотреть на мельтешащие буквы. – Затем по шоссе N-семь в сторону Пюилубье и Пенье, после свернуть влево на шоссе D-двенадцать к Пюилубье». Когда вдалеке появится шпиль деревенской церкви, нам надо высматривать узкую дорогу справа и почтовый ящик с надписью «Ж. Эрблан». Нам туда.

Лия пела всю дорогу и замолчала лишь, когда увидела почтовый ящик.

– Вот он! – воскликнула она. – Сворачивай сюда, мама!

– Сейчас, дорогая.

Они свернули на узкую проселочную дорогу, обсаженную оливами, серебристые листья которых трепетали на ветру. За деревьями виднелись целые акры виноградников с сухими и сморщенными ягодами на ветках.

– Вон там старые лозы, – сказала Элен, указывая влево. – И урожай не собран. Какая жалость!

– Сколько им лет, мама? – спросила Лия. – Сто?

– Почти, детка, – ответила она. – Удивительно, правда?