А уж слово «истоки»! Надеюсь, вы пошутили?.. Мне писать нравилось еще в детстве. И я даже помню, как начал писать. Ехал в фургоне грузовика зимой по лесу. В машине нашел какую-то старую общую тетрадку и начал описывать зимний лес, какие-то свои воспоминания записал. Когда засел за свою первую книжку, были уже своего рода заготовки. Эпизоды из жизни, люди, которые меня удивили, впечатлили. В них нет ничего героического, мне нравятся, наоборот, истории из самой обычной жизни.
Р. Но ведь известность вам принесла военная проза?
А. Не знаю, о какой известности вы говорите, Аня, но это плохая известность. Война дурно пахнет. Я устал не только писать, но и читать про войну. Пусть это выгодная тема, но это слишком тяжело для нормальных людей. Говорить о войне – только очки себе набирать. Я писал о ней, наверное, потому, что нужно было выговориться. А теперь хватит. Мне скорее интересно то, какие перемены происходят с человеком в экстремальных ситуациях, вой на тоже упоминается краем, но это уже другое. Мне важно, о чем думают и как себя ощущают мои близкие или интересные мне люди, ощущение себя как мыслящего существа. Что для них хорошо, что плохо, и для чего вся эта суета. Я не люблю выдумывать, я всегда должен точно знать, о чем пишу, сам обязательно пережить. Только тогда вещи получаются настоящими. А если пытаюсь что-то выдумать, результат плачевный.
Р. Похоже, мы все-таки начали подбираться к истокам творчества. Расскажите о себе, Саша. Офицер спецназа, печник и писатель – гремучий коктейль.
А. Говорить о себе что-то важное трудно. Есть соблазн воспользоваться лазейкой – «за писателя говорит его текст»… Детство у меня было счастливое. Меня почти никогда не ругали, тем более не наказывали. Отец и мама – учителя, причем отец – спортсмен и преподаватель военной подготовки. Он научил меня всему, что нужно для армии. И не только.
Дальше – служба, потом военная пенсия. Я уже больше десяти лет сугубо гражданский человек, отвык от службы и забываю ее. Кем я только не был на пенсии! Таксистом, браконьером, сторожем. В городские журналы всякие статейки писал. Хорошо, недолго. Потом не выдержал, стал писать в тетрадку ручкой обо всем, что видел вокруг, как тот акын – что вижу, то пою. Но в «Север» рассказы взяли, я сильно удивился. Разные хорошие люди занимались моим воспитанием и писательским образованием, спасибо им. Ну а потом известный писатель Дмитрий Новиков пришел ко мне на презентацию книжки, и мы стали пить с ним водку в больших количествах и спорить о судьбах русской да и мировой (чего там!) литературы. Несколько лет уже спорим. Новиков много мне помогал, он и отправил в «Октябрь» рассказ «Радуйся!», так мы с вами познакомились.
Р. Причуды судьбы… Ну хорошо, о войне говорить вы не хотите – и это можно понять, – а вот проскальзывает что-то в вашей прозе о друзьях юности, которым надо помочь. Об этом расскажете?
А. Так уж сложилось, что друзей не выбирают. Если желаете, расскажу еще одну сказку, хоть и не индейскую.
История такая. В конце девяностых Горе (знакомое прозвище?) держал под своим покровительством один небольшой рынок в нашем небольшом городке, и торговцы платили ему небольшие денежки за безопасность и защиту от других вымогателей. Горе – это стальной характер, каменные кулаки, острый нож, острый ум, хотя грамоте удавалось учиться урывками. Плюс деловая хватка и тонкое чувство юмора. И главное – обостренное чувство справедливости.
Пришел к Горю один азербайджанец, назовем его для краткости Али. Обычный мужичок, работяга. Работал Али водителем маршрутки, а родня его торговала на рынке. Говорит Али Горю, мол, какие-то серьезные ребята предложили устроить ему прописку, оформить легально на работу, забрали у него для этих целей паспорт, какие-то деньги и пропали. А теперь звонят и заявляют: гони еще денег, иначе и паспорта не увидишь. Что делать? Горе отвечает: забивай стрелу, я подъеду, и решим вопрос. Я оказался рядом, он мне – поехали, братишка, подстрахуешь. Делать нечего, поехали. С собой только кулаки. Приезжаем. Место встречи – конечная остановка троллейбуса, время – часа четыре пополудни, народу вокруг хватает. Али показывает, вот, мол, эти ребята. Глядим, сидят в машине возле остановки двое мужчин. Один огромный, толстый, свирепого вида. Другой поменьше, равнодушный. Он за рулем. Горе мне и говорит: спокойно, братан, подойдем и поговорим, без эксцессов. Давай, отвечаю, говори. Я рядом постою. И тут вижу, как у него глаза кровью наливаются. Подходим к их машине, он дергает дверь и без разговоров бьет толстого изо всей силы по свиной башке кулаком. Что мне остается делать? Я бью второго, водителя. Они такого поворота не ожидали – наглость города берет. Вытаскивает Горе толстого из машины, валит на землю и начинает дубасить. Водителю я еще пару раз навинтил, он вырвался – и бежать. Ну, толстого мы попинали чуток при полном аншлаге на остановке, тот кричит: «Беспредел!» Потом понимает, что это бесполезно, никто на помощь не придет, и просит пощады. Мы отбираем у него все документы, ключи от машины и даем полчаса, чтоб он принес паспорт Али и его деньги. Если не согласен, говорит ему Горе, тащи сюда всю свою банду, но уж и я тогда подготовлюсь. Ты знаешь, кто я. Если нет, наведи справки у своих боссов. Толстый умчался. Мы ждем. Мне вообще невесело, действующему сотруднику милицейского спецподразделения. Вот, думаю, встрял. Хоть звони своему отделению, подымай по тревоге. Али в шоке. А Горю хоть бы хны! Весел и спокоен. Только глаза всё бешеные.
Через малое время звонит его телефон. Говорит ему вражеский главарь: братан, зачем ты побил моих людей? Можно же договориться. Мы ж не знали, что это твой человечек. Горе ему отвечает спокойно, но вижу, еле сдерживается. Осталось, говорит, у вас пятнадцать минут, чтобы привезти деньги и документы, а потом, гад буду, сгорит ваша машина и я объявлю вам войну. А там поглядим, кому тяжелее станет. Мне в тюрьме, если что, место у окошечка уступят, чаю-сигарет зашлют. А твоим людям, братан, кто цел останется, вряд ли сладко будет сидеться. Ладно, ладно, слышу на том конце провода, погорячились, и хватит! Ща все привезут. И точно, через пятнадцать минут какой-то посторонний человек привез деньги и документы, а вся азербайджанская диаспора до сих пор угощает Горе шашлыком и вином. И меня иногда. А враги наши расползлись по земле кто куда, кто в тюрьму, кто в могилу, а кто переквалифицировался в управдомы.
Р. Блестящая сказка, и как эмоционально изложена! Вы говорили, что не любите выдумывать. Значит, и этот жизненный опыт лег в основу ваших повестей и рассказов? И герои ваши не придуманы?
А. Придуманы ровно в той же мере, что и заимствованы из жизни. У меня есть друг, удивительный человек, в царской армии о таких говорили – блестящий офицер, храбрец, любимец дам, который оставил все и ушел в монастырь. Его искания для меня важны и интересны. Я рассказывал вам о нем, Аня, он прототип одного из моих героев… Но даже здесь я не берусь определять меру вымысла. Вот вы бы могли?
Р. Только если бы писала школьное сочинение «Образы героев в произведениях Александра Бушковского»! Там все просто: границы реальности и вымысла подвижны, это прописная литературоведческая истина.
