— Да, верно. — Менедем хищно улыбнулся. — Трудно найти лучшие связи, чем знакомство с самим Птолемеем, а?
Не успел Соклей ответить, как из-под палубы юта вылез моряк и окликнул Менедема:
— Шкипер, мы заткнули протечки, как могли, но там все еще маленько сочится вода.
— «Маленько» — это сколько? — вопросил Менедем.
И тут же махнул рукой.
— Не важно — я сам посмотрю. Соклей, возьми опять рулевое весло и держи судно на этом курсе.
Едва Соклей взялся за рукоять весла, как его двоюродный брат снова исчез под палубой. Менедем вернулся мрачный, настроение у него было под стать погоде.
— Чума все побери, я не хочу идти на Миндос!
— Шкипер, а почему бы нам не заделать пробоину куском парусины, пропитанной дегтем? — спросил Диоклей. — Так поступают на военных галерах, когда их таранят… Если у моряков остается время перед тем, как их протаранят снова, я имею в виду.
— То есть привязать парусину веревками? — спросил Менедем.
Начальник гребцов кивнул. Капитан «Афродиты» задумался.
— Я никогда не пробовал такое делать. Ты знаешь, как это провернуть?
— Конечно знаю, — ответил Диоклей.
Многие на его месте ответили бы так в любом случае — но их келевст был не из тех, кто корчит из себя всезнайку.
— Хорошо. Позаботься об этом, — велел Менедем. — Я буду учиться у тебя вместе с моряками.
— Ладно, — ответил Диоклей. — Пропитывать парусину дегтем под дождем будет проклятущей работенкой, но что уж поделать.
Несколько моряков принялись за эту грязную работу, а начальник гребцов тем временем приказал снова взять парус на гитовы и снял с весел всех людей, кроме четырех.
— Просто держи судно на курсе, — сказал он Соклею. — Сейчас не требуется большая скорость, потому что мы пойдем на лодке бок о бок с акатосом и должны удержаться с ним вровень.
— Ясно, — ответил Соклей.
— А теперь — кто умеет плавать? — окликнул начальник гребцов команду. — У нас есть кто-нибудь, кому приходилось нырять за губками?
Один нагой матрос поднял руку.
Диоклей помахал ему со словами:
— Тебе повезло, Москхион.
Потом негромко обратился к Соклею:
— Он подплывет под корпус. За это он должен получить награду.
— Конечно, — кивнул Соклей и громко заявил: — Ты получишь двухдневную плату, Москхион!
Моряк с улыбкой спустился в лодку, захватив парусину, чтобы заделать протечки, и канат, чтобы прикрепить к корпусу заплату. А еще он обвязался веревкой вокруг пояса, прицепив другой ее конец к кофель-нагелю на «Афродите».
Двое гребцов удерживали лодку бок о бок с акатосом, а еще двое с трудом прижали парусину к поврежденным доскам. Соклей знал, что происходит, слушая замечания Менедема и Диоклея. Как бы ему сейчас хотелось, чтобы двоюродный брат взял уцелевшее рулевое весло, а он, Соклей, мог увидеть все сам, но тут ему не повезло.
Плюх! Москхион нырнул в воду. И очень скоро перелез через планшир правого борта, развязал веревку, обмотанную вокруг талии, и прикрепил второй ее конец к другому кофель-нагелю. Потом поспешил на левый борт, снова спустился в лодку, выбрал страховочный линь и обвязался им снова.
После четырех таких прогулок под корпусом судна он сказал:
— Должно продержаться.
— Ну ладно, давай тогда посмотрим, что получилось.
Менедем поспешно спустился с юта, нырнул под палубу и увидел, что пробоина заделана.
— Ты заслужил свои три драхмы, Москхион! — проговорил он через плечо.
— Это не так трудно, как нырять за губками, — отозвался моряк. — Там приходится нырять настолько глубоко, что начинают болеть уши и грудь, как будто на тебя навалили груду камней… И в придачу сам ты держишь камень, чтобы быстрей погрузиться. Если все время заниматься таким ремеслом, станешь стариком еще до того, как тебе стукнет сорок. Я рад, что вместо этого работаю веслом.
Когда Менедем выбрался из-под палубы, у него был довольный вид.
— Теперь внизу едва сочится. Спасибо, Диоклей… Я бы сам не додумался до такой штуки. Ты тоже получишь двухдневную плату. Не забудь об этом, Соклей.
Тойкарх кивнул, а Диоклей проговорил:
— Спасибо большое, шкипер.
— Теперь я возьму рулевое весло, — сказал Менедем.
Так он и сделал — и возвысил голос, чтобы его услышала вся команда:
— Восемь человек — на весла каждого борта! И теперь снова опустим парус. Чем скорее мы вернемся на Кос, тем скорее сможем подлатать судно и снова отправиться в путь.
— Я уж начинаю гадать, дадут ли мне богини судеб хоть когда-то добраться до Афин, — проговорил Соклей. — Вот и еще одна отсрочка, к тому же из нее мы не сможем извлечь никаких выгод.
— Уж это-то не наша вина, клянусь богами, — ответил Менедем. И снова закричал: — Двухдневная плата тому, кто заметит судно, которое в нас врезалось! Когда мы выясним, чье оно, мы отведем его владельцев к Птолемею!
Это заставило всех моряков жадно вглядываться в море всю дорогу до Коса, но никто не заметил крутобокого судна. Может, погода была слишком скверной, а может, парусник направлялся к Калимносу, а не к Косу.
— Может, он затонул, — сказал Соклей, когда «Афродита» приблизилась к порту, из которого вышла только этим утром.
— Это было бы слишком хорошо, — ответил Менедем. — Что-то я не вижу перед гаванью ни одной военной галеры Птолемея. А ведь им следовало бы быть там. Погода не настолько скверная, чтобы помешать Антигону устроить Птолемею скверный сюрприз, если такое взбредет Одноглазому Старику в голову.
Когда акатос вошел в гавань, Соклей удивленно воскликнул:
— Куда подевались все суда? У половины причалов есть место, хотя утром все было забито, как…
— Как задница хорошенького мальчика, — закончил за него Менедем.
Соклей собирался сказать совсем другое, но смысл был тот же.
Парень в широкополой шляпе, защищавшей лицо от дождя, подошел к пирсу, чтобы посмотреть, кто явился в гавань. Соклей задал ему тот же вопрос:
— Что случилось со всеми судами?
Местный указал на северо-восток.
— Они все там, на материке. Птолемей под прикрытием шторма напал на Галикарнас.
* * *
Менедем хмуро посмотрел на косского плотника.
— Что значит — ты ничего не сможешь сделать для «Афродиты»? — вопросил он.
— Это значит то, что я сказал, — ответил тот. — Обычно я говорю, что думаю. Мы все слишком заняты починкой военных и транспортных судов Птолемея, чтобы у нас осталось время на торговую галеру.
