— Гребите сильней, ублюдки! Гребите! — завопил Менедем гребцам, а потом крикнул тем морякам, что не сидели на веслах: — Хватайте шесты! Хватайте весла! Не подпускайте эту жирную свинью!
Он сложил руки рупором и заорал еще громче морякам на крутобоком судне:
— Сворачивай! Сворачивай, ты, широкозадый, засранный ночной горшок!
Несколько голых моряков на крутобоком судне тоже вопили; Соклей видел их раскрытые рты. Они были так близко, что Соклей заметил даже, что у одного из моряков не хватает пары зубов, но не разобрал их выкриков.
Один из моряков на крутобоком судне отскочил от борта и тоже схватил шест, чтобы попытаться оттолкнуть «Афродиту». Но большой, неповоротливый корабль продолжал двигаться прямо на торговую галеру. Неужели прямо? Сперва Соклей не сомневался, что парусник просто подомнет «Афродиту» под киль, как сделала бы военная галера. Но поворот, в который он вложил столько усилий, вселил в него надежду. С каждым мгновением Соклею приходилось все больше поворачивать голову, чтобы не выпустить крутобокое судно из виду. Может, оно и не заденет корму акатоса. Но оно было близко, так близко…
— Весла левого борта убрать! — завопил Диоклей, не дожидаясь, пока весла треснут под корпусом чужого судна.
Теперь гребцы остались только на банках правого борта, и «Афродита» попыталась сделать быстрый поворот влево. Соклей удержал ее на курсе, хотя это было еще труднее прежнего.
Оба судна ощетинились шестами, чтобы не подпустить к себе друг друга. Соклей почувствовал, как два или три шеста стукнули о борт акатоса. Поскольку команда «Афродиты» была куда многочисленнее, на ее палубе находилось больше народу, старающегося оттолкнуть парусник. Моряки на обоих судах выкрикивали проклятия и взывали к богам, а иногда делали и то и другое на едином дыхании.
Они почти совершили чудо. Если бы дождь был хоть немного реже, если бы остроглазый Аристид заметил крутобокое судно хоть на несколько биений сердца раньше, они бы разминулись. Однако раздался скрип древесины, и бок крутобокого судна задел корму «Афродиты». Соклей сбросил руку с рукояти левого рулевого весла за мгновение до того, как крутобокое судно снесло это весло. Если бы он опоздал, ему бы вырвало из сустава руку.
Парусник беспечно прошел мимо, а Соклей встряхнулся, будто пробуждаясь от дурного сна. Но если бы это был только сон, он не стоял бы сейчас голым, вцепившись обеими руками в рукоять уцелевшего рулевого весла, на измазанной дегтем, качающейся палубе.
— Ты хорошо справился, — тихо проговорил Менедем. — Сделал все, что мог. Теперь я приму весло, а ты нырни под палубу юта и посмотри, нет ли там течи. Чтоб меня склевали вороны, если эта жирная свинья, — слово «свинья» имело еще и второе, непристойное, значение, — не проломила нашу обшивку.
— Хорошо, — ответил Соклей. — Но почему ты сразу не забрал у меня рулевые весла? Может, тогда он бы нас не задел.
Менедем покачал головой.
— Ты круто развернул вправо. Именно так и надо было поступить, я и сам не смог бы сделать ничего другого. Мне не хотелось, чтобы рулевые весла оставались свободными даже на полбиения сердца, поэтому я не вмешался. А теперь иди посмотри, что творится под палубой.
Когда Соклей прошел мимо Диоклея, начальник гребцов хлопнул его по спине. Это заставило Соклея возгордиться, и он почти спорхнул по ступенькам с юта: Диоклей был не таким человеком, чтобы впустую выказывать одобрение.
Нырнув под палубу юта, Соклей обнаружил, что высокому человеку вроде него здесь не так уж удобно. Дважды стукнувшись головой об изнанку палубных досок, причем второй раз так сильно, что перед глазами заплясали звезды, Соклей пожалел, что не помнит ругательств любимца Менедема Аристофана.
А потом он нашел более вескую причину для ругани, чем шишка на лбу, потому что выяснилось — двоюродный брат не зря послал его сюда.
При столкновении пострадали три или четыре доски возле кормы: соединительные шипы надломились, пазы, в которых они держались, раскрошились, и сквозь обшивку проникала морская вода. Она не текла ровным потоком, но выплескивалась толчками, так как повреждение было у поверхности, а не под ней.
Соклей выбрался задом наперед на палубу (и, будучи не самым изящным из людей, еще разок стукнулся при этом головой), поднялся на ют и изложил Менедему новости.
— Я так и знал! — в бешенстве воскликнул его двоюродный брат. — Спорим, что мы даже не поцарапали то вонючее крутобокое судно? Обшивка у него толстая, как череп его капитана! И много просачивается воды?
— Не так уж много, — ответил Соклей. — Она выплескивается не все время, а толчками.
— Если мы заткнем течь куском паруса и вычерпаем воду, как думаешь, сможем мы добраться до Коса?
— Думаю, да, — сказал Соклей. — Но Миндос ближе.
Он указал на восток.
— Я знаю, мой дорогой, — ответил Менедем. — И если придется, я туда пойду. Но я бы предпочел этого не делать: такие повреждения требуют хорошего ремонта, а на Миндосе скоро узнают, что именно мы привезли Полемея на Кос. Если у нас будет выбор, я бы предпочел не появляться на Миндосе, когда там станет это известно. Если же выбора не окажется… — Он пожал плечами. — Что ж, это другой разговор, и тогда я сделаю то, что должен.
— Да. — Соклей кивнул. — Вполне разумно. Как я уже сказал, течь не такая уж сильная, все могло бы быть и хуже. Может, спустишься и посмотришь сам?
— Наверное, так и вправду будет лучше, — ответил Менедем. — Хорошо, возьми рулевые весла… То есть оставшееся весло. Кто бы мог подумать, что мы потеряем два рулевых весла за одно путешествие? Клянусь богами, такое редко случается. Поверни судно к югу, чтобы идти против ветра. Мы доберемся до Коса, если только я не решу, что мы не сможем туда дойти.
Вскоре Менедем вернулся на ют, тоже потирая макушку, что слегка утешило Соклея.
— Протечки есть, еще какие, но, думаю, мы сможем их заткнуть. Ты прав — течь не такая уж сильная. Мы доберемся до Коса, не беспокойся.
И Менедем начал выкрикивать команды, послав пару моряков под палубу с кусками паруса для заделывания протечек и приказав, чтобы парус спустили с рея.
Соклей вгляделся в даль.
— Что будем делать, если опять заметим то судно?
— Нам следовало бы его протаранить! — прорычал Менедем. — Посмотрим, как бы им это понравилось, клянусь богами! — Но потом продолжил более задумчивым тоном: — Если мы выясним, чей это корабль, то, может, сумеем подать в суд на его капитана или владельца.
— Может быть.
Соклей сам знал, что в его голосе звучит сомнение. Подать в суд на жителей другого полиса и получить компенсацию, если удастся победить, — это зачастую было настолько трудной задачей, что в сравнении с ней даже сизифов труд казался легким. Зачастую, но не всегда.
Потом Соклей слегка приободрился.
— Если судно придет на Кос, мы могли бы отправиться с жалобой прямо к Птолемею.
