Безусловно, это был весьма незаурядный человек, обладающий острым умом и сильной волей. Встретившись с его проницательным взглядом, пожав его худощавую, жесткую ладонь, я сразу так подумала. Он внимательно слушал переводчика, представляющего нас, и повторял за ним названия городов, откуда мы приехали: «Москва…Ленинград…Одесса и Севастополь… О, прекрасно! Настоящая краткая история нынешней войны немцев в России!» Как истинный джентльмен, он сначала заговорил со мной, расспрашивал о том, как я воевала, за что получила боевые награды, как воевали мои однополчане. В целом ход операций на наших фронтах он знал, но его интересовали детали, впечатления непосредственных их участников.
За четыре года Второй мировой войны англо-американцы ни разу так долго не сопротивлялись своим противникам, как сделали русские под Москвой, Ленинградом, Одессой и Севастополем. Президент хотел понять, как это нам удалось. Помогает ли традиционный для России высокий боевой дух, военная подготовка солдат, мастерство офицеров, стратегические таланты генералов, отличное вооружение или же главное – единение армии и народа, ополчившегося на захватчиков?
Скорее всего, Рузвельт уже строил планы на будущее.
После того как 7 декабря 1941 года союзники Германии японцы разгромили военно-морской флот США в Пёрл-Харборе, а затем быстро вытеснили американцев из Юго-Восточной Азии, президент искал ответ на вопрос: кто поможет Америке туда вернуться?
Государства Антигитлеровской коалиции не внушали ему особых надежд. Мощь Британской империи ослабла в ходе боевых действий. Францию фашисты наполовину оккупировали, вторая половина находилась под властью правительства Виши, сотрудничавшего с Гитлером. В Китае шла гражданская война. Оставалась Советская Россия. Если она, конечно, разобьет немцев под Сталинградом и изгонит их войска со своей территории, если восстановит промышленный потенциал.
Заканчивая беседу со мной, Рузвельт спросил:
– Как вы чувствуете себя в нашей стране?
– Превосходно, господин президент, – ответила я.
– Американцы относятся к вам сердечно?
– Везде нас встречают как дорогих гостей. Правда, иногда мы подвергаемся внезапным атакам.
– Неужели? – удивился Рузвельт.
– Я имею в виду атаки ваших репортеров, – сохраняя серьезность, произнесла я. – Очень настойчивые люди. Устоять под их напором просто невозможно. Приходится раскрывать всю подноготную…
Президент улыбнулся. Ему понравилось это замечание.
Я могла шутить, но мне хотелось задать Рузвельту тот, самый главный вопрос – о более действенной помощи Советскому Союзу, об открытии второго фронта в Западной Европе, который бы оттянул на себя часть немецких дивизий, воюющих сейчас на берегах Волги. Франклин Делано как будто угадал мои мысли.
– Передайте советскому правительству и лично господину Сталину, – задумчиво произнес он, – что мне пока трудно оказывать более реальную помощь вашей стране. Мы, американцы, еще не готовы к решительным действиям. Нас задерживают наши британские партнеры. Но сердцем и душой американский народ – с нашими русскими союзниками…
Работа Всемирной студенческой ассамблеи шла своим чередом. Были на ней интересные доклады, были и жаркие дискуссии, при которых спорщики чуть не бросались друг на друга с кулаками. Например, при обсуждении так называемого «индийского вопроса» смуглый студент из Бомбейского университета с чалмой, накрученной на голове, кричал бледнолицему британцу из Оксфорда: «Колониальный пес! Мы всех вас рано или поздно перебьем и завоюем независимость!» Индийцев и англичан с трудом разняли, и бомбеец прибежал к русским жаловаться. Мы очень сочувствовали угнетенным народам Малой и Юго-Восточной Азии, но затевать скандал на международном мероприятии – такого приказа нам в Москве никто не давал…
Скажу сразу, что включить в декларацию, принятую на последнем заседании Всемирной студенческой ассамблеи, пункт об открытии второго фронта в Европе не удалось. Впрочем, организаторы все-таки пошли с нами на компромисс. Вместо него делегаты приняли «Славянский меморандум», который в жесткой форме осуждал германский фашизм и призывал к объединению всех народов в борьбе с ним. О принятии этого меморандума сообщили многие газеты и радиостанции, а наиболее развернутую его публикацию дало Телеграфное агентство Советского Союза.
Теплый, солнечный вечер 5 сентября 1942 года участники ассамблеи провели на лужайке возле Белого дома. Правительство США устроило там прием в честь завершения сего студенческого международного съезда. Вела его Элеонора Рузвельт. Десятки юношей и девушек с бумажными тарелочками, сэндвичами и бутылочками с прохладительными напитками прогуливались в одиночку и группами по аллеям дивного французского парка и рассуждали о целях и задачах демократического молодежного движения.
Первая леди больше всего внимания уделяла нашей делегации.
Она уже знала пять русских слов: «спасибо», «хорошо», «да», «нет», «конечно». Наши беседы с ней приобрели не совсем формальный характер, мы стали держаться свободнее. Элеонора шутила, смеялась, рассказывала нам о том, как придумала и подготовила эту акцию. По ее замыслу, ассамблея должна была носить сугубо культурно-просветительный характер и способствовать распространению ценностей американской жизни в международной молодежной среде. Но появление русских многое изменило. Мы говорили о войне слишком страстно, слишком взволнованно. Мы знали о ней много. Так, война, прежде далекая и даже непонятная американцам, вдруг приобрела зримые черты: страдания простых людей, кровь, пролитая в бою, смерть, настигающая мгновенно. Госпожа Рузвельт благодарила нас за это и выражала надежду на то, что наши рассказы услышат другие жители ее родной страны, всего континента.
Глава 16
«My darling»[28]
Следующим утром мы явились к Литвинову в кабинет и передали ему тексты декларации Всемирной студенческой ассамблеи и «Славянского меморандума». Посол поблагодарил нас за активную работу, сказал, что мы проявили высокую идейно-политическую подготовку, способность к публичным выступлениям, умение отстаивать коммунистические идеалы в спорах с буржуазными оппонентами. Он сообщил, что американские партнеры предложили продлить пребывание студенческой делегации и отправить ее в поездку по городам США для лучшей пропаганды деятельности стран Антигитлеровской коалиции. Посольство СССР данное предложение приняло.
Такое решение никого из нас не обрадовало.
Владимир Пчелинцев и я мечтали поскорее вернуться домой, поскольку с конца июля начались ожесточенные бои на Сталинградском фронте. Немцы рвались к Волге. В начале августа части гитлеровской Шестой армии подступили к предместьям Сталинграда. Советские войска оказывали захватчикам упорное сопротивление, но враг, имевший численное превосходство, в сентябре вплотную приблизился к городским кварталам, там шли постоянные схватки. Позиционная борьба приобретала устойчивый характер, следовательно, наступало лучшее время для действия снайперов. Мы не собирались останавливаться на достигнутом: у него – 154 фрица, у меня – 309 – и хотели увеличить свой боевой счет на огневых рубежах города, стоявшего у великой русской реки.
