Эта книга посвящена некоторым драматичным моментам Второй мировой войны. Она описывает трагические ситуации и осложнения на фоне политических событий и показывает, как вообще эти ситуации могли сложиться. В любом военном конфликте существует нападающая сторона и обороняющаяся сторона. Однако почти всегда трагические моменты, которые ставят нападающих перед выбором: сопротивляться или капитулировать, бывают обусловлены внутренними причинами в стане защитников.
В первые годы Второй мировой суровые неудачи в основном преследовали наших прежних противников. И только после великого поворота на Волге в сражениях немецких войск зазвучала трагическая нота. Наша книга описывает трагические события на обеих сторонах фронта.
Такая манера изложения дает возможность подробно описать некоторых советских военачальников. Это действительно целесообразно, поскольку советские военные лидеры были практически неизвестны немецкому читателю, или его представление о них было искажено навязчивой пропагандой военного времени.
Автор постарался сделать свою работу sine ira et studio[1]. Понимая, что судьба солдат во всех армиях мира зависит от аналогичных условий, он сделал попытку изобразить то, что объединяло всех солдат Второй мировой войны, – страдание.
Страдание господствовало на всех фронтах. Советский солдат, умерший от раны в живот, страдал точно так же, как его немецкий противник, который на другой стороне фронта лишился жизни после такого же ранения. Мать в Москве, потерявшая сына в Смоленске, испытывала такую же боль, как мать в Берлине, сын которой погиб в Сталинграде.
В этом общем горе все солдаты и их родственники были товарищами, связанными общей судьбой. Только это знание может нам помочь преодолеть ненависть и найти путь в будущее, в котором народы не будут враждовать.
Автор не ставил задачи вскрыть противоречия. Он должен был найти общее. И если читатель увидит это общее, значит, книга свою задачу выполнила.
Смоленск
Мы должны втянуть врага в сражения, если они будут связаны с большими потерями.
Генерал-лейтенант А. И. Еременко
Лейтенант Дорш, командир танка «Панцер III» в передовом отряде 17-й танковой дивизии, поднес бинокль к глазам и пристально посмотрел вперед. Перед ним на расстоянии примерно тысячи метров по шоссе Минск – Москва двигался советский танк.
Дорш опустил бинокль, протер окуляры и снова поднес его к глазам. Нет, ему не показалось. То, что ползло перед ним по шоссе, действительно было советским танком. Красная звезда была отчетливо видна на броне танка. И все-таки Дорш был шокирован.
Начиная с 22 июня 1941 года 24-летний лейтенант видел много советских танков. Передовой отряд 17-й танковой дивизии сражался с ними и уничтожил многие, потому что советские танки значительно уступали своими возможностями немецким танкам «Панцер III» и «Панцер IV».
Однако колосс, который в первые дни июля 1941 года двигался по шоссе Минск – Москва, появившись перед передовым отрядом 17-й танковой дивизии восточнее Борисова, существенно отличался от танков, которыми Красная армия пыталась остановить продвижение вперед группы армий «Центр» на центральном участке фронта.
Советский танк, внезапно показавшийся в 1000 метрах от танка Дорша, был настоящим гигантом. В нем было около 6 метров длины, на своей широкой «спине» он нес плоскую башню и тяжело двигался вперед на непривычно широких гусеницах. Технический монстр, крепость на гусеничном ходу, механический геркулес. Бронетанковое транспортное средство, которое на Восточном фронте до этого никто не видел.
Лейтенант Дорш быстро собрался с мыслями и прокричал:
– Тяжелый вражеский танк! Башня на восемь часов! Бронебойными… Огонь!
5-см снаряд с грохотом и яркой вспышкой вылетел из ствола орудия и полетел в сторону советского танка.
Дорш поднес бинокль к глазам и стал ждать взрыва.
Гигант продолжал двигаться дальше. Дорш снова крикнул:
– Огонь!
Последовал еще один выстрел. Снаряд с воем пролетел вдоль шоссе и взорвался перед носом советского танка. Но гигант неторопливо продолжил свой путь. Судя по всему, обстрел его не обеспокоил. Он даже не снизил скорость.
Справа и слева по шоссе шли еще два танка «Панцер-III» из передового отряда 17-й танковой дивизии. Они также увидели колосс и взяли его под обстрел. Снаряд за снарядом летели через шоссе. Земля тут и там взметалась вокруг вражеского танка. Порой раздавались глухие металлические звуки ударов. Одно попадание, второе, третье… Однако на монстра это не оказывало ни малейшего влияния.
Наконец, он остановился! Повернулась башня, поднялся ствол, сверкнула вспышка.
Дорш услышал пронзительный вой. Он нагнулся и скрылся в люке. Нельзя терять ни секунды. Меньше чем в двадцати метрах от его танка снаряд ударил в землю. Вверх взметнулся столб земли. Снова раздался страшный грохот. На этот раз снаряд упал за танком Дорша. Лейтенант злобно выругался и заскрежетал зубами. Водитель – обер-ефрейтор Кениг, – манипулируя рычагами управления, вывел «Панцер III» из зоны обстрела. Другие танки передового отряда кружили по местности, стараясь уклониться от непрерывно падающих снарядов.
На правой стороне шоссе заняло позицию 3,7-см противотанковое орудие. Через несколько секунд раздался голос командира орудия:
– Огонь!
Первый снаряд взорвался, ударившись о башню советского танка, второй – над правой гусеницей в носовой части.
И ничего! Никакого эффекта! Снаряды от него просто отскакивали!
Орудийный расчет действовал в лихорадочной спешке. Снаряд за снарядом вылетали из ствола. Глаза командира орудия были направлены на страшилище с красной звездой. Его голос срывался от напряжения:
– Огонь!
Но советский танк продолжал неторопливо двигаться вперед. Он прошел через кустарник на обочине дороги, смял его и, покачиваясь, приблизился к позиции противотанкового орудия. До него оставалось около тридцати метров. Командир орудия клокотал от ярости. Каждый снаряд попадал в цель и всякий раз отлетал от брони огромного танка.
Орудийный расчет уже слышал рев танкового двигателя. До танка оставалось двадцать метров… пятнадцать… десять… семь…
– С дороги!
Люди отскочили от орудия направо, упали и прижались к земле.
Танк ехал прямо на орудие. Он зацепил его левой гусеницей, смял своим весом и превратил в лепешку. Металл с треском сминался и рвался. В итоге от орудия не осталось ничего, кроме искореженной стали.
