– Где он? – спросила Диксон, не тратя времени даром.
– Где кто?
– Не ктокай! Где его черти носят?! – рявкнула она. Ей трудно было выговаривать слово «черти». Это одновременно было и смешно, и жалко.
Я изо всех сил постаралась говорить спокойно.
– Мой отец?
– Конечно, твой отец! Какого же черта я еще стала бы звонить кровавой миссис Ван Пелт – четыре? Где он?
В комнате было и жарко, и холодно. Мои руки одновременно распухли от тепла и были гладкими, как лед.
– Я была там, ты знаешь. Я знаю, это была ты. Я знаю, – добавила Сара, постоянно подчеркивая слово «я» взмахом руки. Она не могла взять себя в руки, не могла сесть. Она просто ходила взад-вперед, взад-вперед в радиусе кушетки.
– Я не понимаю, – сказала я.
– Мы обе работали над проектом в библиотеке, когда ты вырубилась, – сказала она. – Ты оставила такую отметину на нашем курсе. Я не каламбурю.
Я утратила дар речи. Холодный бриз пота начал уносить жар.
– Ты знаешь, что люди отказывались заходить в ту часть библиотеки много месяцев спустя? – продолжала Диксон. – Господи, поверить не могу, что ты в родстве с ним!
Я попыталась сменить тему:
– Здесь правда очень жарко, Сара. У тебя обезвоживание. Ты достаточно воды пьешь?
– Воды?
– У тебя больной вид, – сказала я ей. – Может, тебя в больницу отвезти? Вызвать врача?
– Конечно, я больна. Ты же подсунула мне какую-то дрянь! – огрызнулась она. – Я кровлю с того момента, как оказалась дома. Я даже не знаю, как добралась сюда. Я думаю, – она давилась словами, говоря все медленнее и опускаясь на кушетку, – я думаю, что с моим ребенком что-то не так.
У меня перехватило горло. Я ничего не могла сказать – у меня просто не выходило.
– Это не тебя звали в школе Ноа Персефона Синглтон? – спросила Сара, массируя живот.
– Персефона – мое второе имя, – инстинктивно ответила я, как говорила каждый год с тех пор, как уехала из дома.
Диксон кивнула.
– Интересный ответ. – На лбу у нее высыпали капельки пота. – Слушай, Персефона, Ноа или как там тебя, я не собираюсь вдаваться в историю. Я позвонила тебе, потому что нашла твой номер в телефоне Калеба некоторое время назад. Я не хотела связываться с тобой, но передумала.
– Ну-у-у, – протянула я, не услышав ни слова из сказанного. Если б я попыталась что-нибудь сказать, вышел бы только хрип, как у закоренелого курильщика. – И… и что теперь?
– Я просто хочу знать, где он, – засопела Сара. – Я никак не могу ему дозвониться. Он не отвечает на мои звонки. В баре тоже никто трубку не берет. Мы должны были вместе встретить Новый год. И… я помню только, что пришла в бар поговорить о ребенке, а потом помню, что лежу на койке в обмороке. Затем прихожу в себя и вижу тебя. А потом просыпаюсь в собственной постели.
Она вытерла уголки губ пальцем прежде, чем продолжить. Теперь помада размазалась по ее пальцам.
– Это было два дня назад. Я с тех пор ни разу с ним не говорила, и я кровлю. И мне больно, – испуганно сказала она. – Больно, как…
– Как будто кто-то режет индейку у тебя в животе, – сказала я. По крайней мере, так это ощущалось, когда я искала материал по Нефертити для урока истории. Я помнила, как через несколько недель, лежа в больнице, приняла решение, что никогда не вернусь в учреждение, где испытала такую боль. Даже если я никогда не получу степени, не стану ученым или врачом, я не вернусь. Прежде всего я не заслуживаю учебы в колледже.
Диксон медленно кивнула, клюнув подбородком в грудь три раза.
– Ну да, вроде этого.
Она впервые посмотрела на меня. Морщинки вокруг ее глаз и складки на лбу разгладились. Я подошла и обняла ее.
– Все будет хорошо, поверь мне.
– Отойди от меня! – сказала она так, словно только что не обнимала любовно свой живот, словно забыла, почему я здесь.
– Я прошла через это, Сара, – настаивала я. – Все будет хорошо. Обещаю. Давай я отвезу тебя в больницу.
– Отойди от меня к черту!
– Ты сама меня вызвала, разве не так? – сказала я. – Ты сбиваешь меня с толку.
– Что ты дала мне? – уперлась она, понизив голос.
– Ничего я тебе не давала.
– Я видела тебя там. Я видела.
– Сара, ты видела меня и моего отца, разве не так? Почему бы тебе не решить, что это он тебе что-то подсунул?
– Забудь. Уходи, – сказала Диксон, обдумав мои последние слова. – Это было ошибкой. Не знаю, зачем я позвонила тебе. – Ее руки обхватили ее неразвитый живот, ее чрево. – Как ты уже наверняка знаешь, моя мать – суперюрист в этом городе. Так что лучше подыщи себе хорошего адвоката.
– Зачем?
– Затем, что ты меня отравила. И убила его, – заворковала она, поглаживая крохотную округлость на животе, словно там и правда кто-то толкался. Я увидела, как все ее руки покрылись гусиной кожей.
– И ты, и я – мы обе знаем, что я ничего с тобой не делала, Сара.
– Я не уверена в этом.
Было так жарко, что у меня словно муравьи под футболкой бегали.
– Тут и правда жарко, – сказала я. Она кивнула. – Надо открыть окна. Ты же в таком состоянии, что отключишься. Подумай о своем сердце.
Не дожидаясь ответа, поскольку от человека, которому так плохо, его ждать не приходится, я подошла к большому окну справа от кухни, взяла нож для масла, провела им под рамой – там, где присохла краска – и вспорола его, как конверт, слева направо, взламывая печать. Ей нужен был свежий воздух. Ей нужно было в больницу. Ей нужен был осмотр.
Через какие-то мгновения окно приоткрылось. Я толкала стеклянную панель, пока она не распахнулась на максимальную ширину. Холодный ветер пробил себе путь в темную комнату. Я высунулась из окна, и несколько порывов зимнего ветра проникли внутрь.
– Аххх! – вздохнула я. – Видишь? Гораздо лучше.
Когда я обернулась, то заметила маленькую лужицу яблочного сока, протекшего через дешевую ткань моего рюкзака. А Сара сидела рядом с ним, роясь в содержимом.
Я бросилась от окна к ней.
– Что ты делаешь?
Из рюкзака вывалились несколько осколков стекла. Сара продолжала рыться в нем, словно каким-то волшебным образом там мог оказаться мой отец. Это была не та Сара Диксон, которую я выслеживала в течение нескольких месяцев. Это была не Сара Диксон, отпрыск Марлин Диксон, вялая, как лапша. Или сильная. Или смущенная. Честно говоря, было непонятно, что она такое, разве что действовала она почти как маньяк, бледная и нервная, словно только что проглотила целый кофейный магазин.
– Я не знаю, что ты там надеешься найти, но… – заговорила я.
