— Я всю постель облюю.
Но легла.
И стала делать такие движения и говорить такие слова, которые любого гиганта секса сделали бы импотентом. Напрасно интеллигентный человек что-то пытался, пыхтел и кряжился над нею, в каждом изгибе ее тела, в каждом слове («Ну, миленький, маленький, стройненький, ля-ля-ля, лю-лю-лю, где же ты, я тебя жду, а тебя все нет!») была насмешка и издевка.
Изозлившись, интеллигентный человек врезал ей по щеке и спихнул ногой с постели:
— Будешь на полу спать!
А Нинка тому и рада.
На просторной кухне углом возле стола — лавка с мягкой обивкой. Она подставила под стол к этой лавке две табуретки, постелила свою шубу, выпила для сна еще полстакана водки и вскоре уснула.
Проснулась, когда интеллигентного человека уже не было.
Пошла досыпать на постель, предварительно сдернув с нее провонявшую этим козлом простыню.
Разбудил ее удар в лицо.
База стоял над ней, разъяренный.
Она хотела вскочить, он толкнул ее:
— Лежать!
Стянул с брюха своего поясной ремень (без которого, казалось, брюхо просто обрушилось бы вниз, к коленкам) и стал стегать Нинку, закрывающую руками лицо, вертящуюся на постели.
Устал, упал в кресло.
— Ты поганое дерьмо и собачья подстилка! — сказал он. — Повтори!
Нинка повторила.
— Если ты хоть раз еще не сделаешь то, что я тебе говорю, я подвешу тебя вверх ногами в сортире и на неделю уеду. Понятно?
— Да.
Нинке было больно. Ей мерзок и противен был База. Но ум ее искал пути к спасению. И не было другого способа, как опять соврать, обхитрить.
— А ты спросил — почему? — выкрикнула она, захлебываясь от слез. — Ты спросил? Для тебя я не человек! А я человек! Я виновата, если я тебя люблю? Я виновата, если ты сам так сделал, что я не могу ни с кем?
— То есть как не можешь? Ты профессионалка или нет?
— Была! — в истерике закричала Нинка. — Была и сплыла! Он передо мной лежит, поганый весь, а я тебя вижу — и не могу!
— Что, серьезно?
— А ты думал — нет? Ты думал, шуточки? Ты думал, если ты, бревно такое, — (по виду Базы Нинка поняла, что уже может и такие слова подпускать, — никого не любишь, то и другие любить не умеют? А я люблю, понимаешь ты?
— Да нет, — сказал База, почти оправдываясь и даже в смущении, ему не свойственном. — Я тебя тоже в некотором смысле, — коряво произнес он.
— Ты в некотором, а я во всех!
— Так сказать надо было!
— А сам не догадывался? Ты не думай, я не клеюсь к тебе, чтобы ты женился. Но если ты меня совсем не любишь, если ты меня в самом деле по кругу решил пускать, лучше убей! Убей! Убей! — вскочила Нинка на постели — обнаженная, яростная, хрупкая и неистовая, раскинув руки и как бы подставляя себя под воображаемые выстрелы.
База засопел, тяжело поднялся, косолапо подошел к ней, взял ее на руки.
— Вот тоже… — сказал он. — Раздухарилась. Ты пойми, человек на меня обиделся.
— А я не человек? — гнула свое Нинка.
— Ты тоже человек, — сказал База, хотя еще несколько минут назад так не думал.
— Как же ты мог, как ты мог! — обвила Нинка руками его шею, целуя Базу в толстые выпяченные губы и увлекая его в постель, раздевая. — Как ты мог! Как ты мог!
И она доказала ему свою любовь с такой страстью, которой у нее еще не бывало, и он верил, он растаял и разнежничался, как бык на весенней травке под первым теплым весенним солнцем, не зная того, что страсть эта вызвана не любовью, а тем, что Нинка этой неистовостью спасала себя, что не жажда сексуальная двигала ею, а гораздо более сильная и извечная — жажда выжить.
После ухода Базы она ходила по комнате взад и вперед, как тигрица в клетке. Размышляла.
Она поняла, что загнана в тупик. Сегодня она перехитрила Базу, но что будет завтра? Не исключено, что отвращение и ненависть, которые она испытывает к нему, пересилят привычку и в один прекрасный момент ее стошнит так же, как с черным интеллигентным человеком. И База все поймет. И отыграется на все сто процентов: не только по кругу пустит, а такое придумает, что подумать страшно. В самом деле за ноги подвесит в глухом месте и так оставит. Для него это запросто.
Что же делать?
Сбежать? Найдет. Кстати, а где паспорт?
Нинка бросилась к шкафчику, где в шкатулке хранились золотые перстни, кольца и сережки (все довольно дешевое) и разные документы: школьный аттестат зрелости, паспорт, медицинская страховка, справка из кожно-венерической клиники (База, по принципу «доверяй, но проверяй», заставляет ее регулярно обследование проходить). Из документов, как бы в виде издевки, была только эта справка. «Брюлики» на месте, но зачем они ей?
Нинка села на пол и заплакала.
Потом приказала себе успокоиться.
Нечего нюнить, думать надо.
Итак, убежать, уехать — не удастся.
Найти другого покровителя, покруче Базы?
Но это значит, во-первых, опять попасть в кабалу, а во-вторых, надо же объективно себя оценивать, это только у Базы такой особенный вкус, остальным бандитам давай тот самый пятый номер, до которого ей четыре осталось. А силиконом каким-нибудь себя уродовать? — не дождетесь!
Что же делать? Убить его?
Нет, в принципе, она знает, что убить человека не так уж трудно. Трудно следы замести. К тому же у Базы охранники есть, братки, это он к ней ездит тайно один, никто не знает об этой квартире, он специально для этого купил подержанную задрипанную машину, ржавую «Ниву», и, когда направляется к ней, загоняет в секретный гараж на задворках какого-то завода свой джип «Лендровер», а оттуда тарахтит на «Ниве».
Вот тут его и подловить. Но как убить? Чем убить?
Кем убить? — впрыгнул вдруг в голову вопрос, как клоун в цирке, и растянул в идиотской улыбке свои накрашенные губы.
Но смеяться не хотелось.
В самом деле, подумала Нинка, самой-то зачем? На ней и так уголовщина висит, кому надо, раскопают.
Нанять кого-то — и дорого, и опасно. Больше опасно, чем дорого, сейчас на убийство какого-нибудь бомжа за копейки можно нанять. Бомжа даже лучше: увидят, что не профессионал, подумают, что случайный человек, алкоголик, из-за бутылки.
Нинка до того расфантазировалась, что у нее в голове целое кино возникло, она даже глаза зажмурила, чтобы лучше это кино видеть.
Вот темным вечером на фырчащей «Ниве» подъезжает База. В руках большой пакет: там шампанское и продукты, потому что Нинка попросит его привезти шампанское и продукты.
Она смотрит из окна, видит его приезд, быстро выходит в подъезд и негромко свистит. И тут же уходит.
