В этом обезумевшем мире возможность поднять кому-то настроение выпадала редко, и упускать ее было нельзя. Коул твердо решился добыть эту лапу для Тайлера. Когда он нагнал Мюррея, тот снова держал ее в руке и разглядывал с отвращением, как будто хотел поскорее избавиться. «Брось ее в мусорник, – подумал Коул. – Или в сточную канаву».
Мюррей остановился перед суповой лавкой. От запаха у Коула потекли слюнки, но он не поддался искушению, хотя в кармане у него теперь лежало несколько купюр. Тайлер подрабатывал на владельцев таких лавок до того, как его взял к себе Макклинток, – ловил крыс у реки и выбирал гнилые овощи из рыночной свалки. Так что Коулу не надо было объяснять, из чего в Нью-Чикаго готовят еду на продажу.
Но Мюррей, похоже, этого не знал. Втянув ноздрями густой аромат горячего супа, он подошел к двери, но затем опять остановился и ощупал лапу.
«Фу, гадость! – мысленно внушал ему Коул. – Она же грязная! Теперь тебе придется мыть руки перед едой. Избавься уже от нее наконец!»
Мюррей затолкал лапу в карман и вошел в лавку.
В прежние времена такое место не признали бы даже за дешевую забегаловку, не то что за ресторан. Коул помнил рестораны. В основном, такие, где кормили фаст-фудом. До сих пор ему спросонья иногда мерещился запах картошки фри, и когда такое случалось, весь день шел насмарку. Тайлер дразнил его за это: из всего, по чему можно скучать, у разумного человека картошка фри должна занимать одно из последних мест. Но оба они понимали, что дело не в картошке. Дело в самой возможности прийти в большой, сверкающий ресторан, вымыть руки бесплатным мылом и заказать себе горячей и совершенно безопасной еды, не потратив и половины от тех двадцати баксов, которые отец тебе вручил с утра на прогулку в парке.
Эта суповая лавка вся уместилась бы в гардеробной одного из таких ресторанов. Да что там «уместилась»! Когда-то это, верно, и был гардероб – только не ресторана, а большого супермаркета, верхние два этажа которого разрушились при бомбежках, а то, что осталось, разделено теперь на пару десятков таких вот тесных и грязных «лавок». Ни столов, ни стульев, разумеется, не было. Покупатель пробирался к прилавку, брал свой суп и, кое-как протолкавшись в сторонку, съедал его стоя. Можно было, конечно, вынести суп на улицу, но в такую погоду это было еще хуже. Коул подозревал, что люди приходят сейчас в основном не за супом, а только чтобы укрыться ненадолго от ледяного ноябрьского ветра, от которого не защищали убогие лохмотья.
Впрочем, Мюррей, скорее всего, возьмет суп и сразу выйдет: во взгляде, которым он окинул других посетителей, сквозило презрение. «Чего доброго еще передумает и уйдет так», – испугался Коул. Надо действовать быстро. Коул протиснулся в очередь прямо за Мюрреем и встал наизготовку. Мюррей наконец получил свою порцию и, заработав локтями, устремился к выходу. Коул толкнул его в спину. Мюррей развернулся и, нахмурив брови, уставился на него.
– Извините, – сказал Коул и выдал ему заискивающую улыбку.
Мюррей пробормотал что-то себе под нос, отвернулся и снова двинулся к двери, расталкивая посетителей. Коул посмотрел ему в спину, потом перевел взгляд на собственную руку, крепко сжимавшую добычу. Улыбнувшись еще раз, он засунул обезьянью лапу поглубже в карман и тоже направился к выходу.
Тайлер был мрачнее тучи, что вообще-то случалось редко. Обычно это Коул ворчал и жаловался, а Тайлер держался бодрячком. Но сегодня братья поменялись ролями. Коул понял это, как только увидел зажженную свечу.
Тайлер часто шутил, что им с Коулом достался настоящий пентхаус – квартира на верхнем этаже, да еще и двухэтажная. Крышу дома давно снесло, так что второй этаж был без потолка. Но все четыре стены уцелели и неплохо защищали от ветра, поэтому днем можно было жить наверху, экономя на свечах и масле для фонаря. И если Тайлер среди бела дня сидел на первом этаже и жег свечу, значит, что-то было неладно.
Коул прошел в комнату, стараясь не топать.
– Где ты был? – вскинулся Тайлер. Он сидел на стуле (то есть на перевернутом ящике, но ящики у них считались за стулья) и раскладывал пасьянс на засаленной колоде, шлепая картами о днище ящика побольше (того, что считался за обеденный стол).
– Гулял. Просто дышал воздухом.
– Ты доделал уроки?
– Я прочитал три главы по истории и две из «Моби Дика». А еще я тут все подмел и вынес помойное ведро. Да ты и сам, наверно, видишь… и чуешь, что не воняет.
Тайлер вздохнул и собрал карты.
– Извини, малыш. Тяжелый день.
– Понимаю. Лови.
Он бросил брату второе яблоко. Уголок рта у Тайлера дернулся в улыбке.
– Спасибо. – Тайлер поднес было яблоко ко рту, но вдруг замер. – А у тебя есть?
– Я свое уже съел. Жуй, не стесняйся.
Брат вечно волновался, что Коул плохо растет, из-за того что плохо ест. Но Коул на этот счет сомневался. Он помнил детский сад – тот единственный год, когда он учился у настоящей учительницы, пока мир не слетел с катушек. Он и там был самым низеньким в группе. Но Тайлер все равно беспокоился. Иногда Коулу казалось, что его брат только на этом и держится – на бесконечных тревогах и проблемах и на слабой надежде, что когда-нибудь ему удастся все исправить.
Тайлер не спросил, откуда яблоко. За деньги и покупки у них отвечал Коул. Тайлер поручил ему это в счет практических занятий по математике, так что Коул без труда мог подкладывать в копилку неучтенные деньги и выставлять на стол лишнюю еду.
Тайлер откусил от яблока, задул свечу и махнул брату – «пойдем наверх». Наверху они вытащили из ящика подушки и старые толстые одеяла и, основательно укутавшись, сели насладиться ускользающим теплом предзакатного солнца.
– Что-то стряслось на работе? – спросил Коул.
– Да все то же самое. Как всегда. – Тайлер помолчал, а потом пристально взглянул на брата. – Ты, когда выходил, ничего такого не слышал? Никаких новостей?
– Типа чего?
На сей раз молчание так затянулось, что Коул не выдержал и переспросил.
– Говорят, в город пробрался заразный, – нехотя ответил Тайлер.
– Опять? Да что же это такое! Третий раз за месяц!
– Угу. Чем дальше, тем хуже. Их, конечно, всегда отлавливают, но сам факт, что им удается проникнуть… – Тайлер покачал головой. – Ты просто… будь осторожнее, ладно? В смысле, когда выходишь.
– Я всегда осторожен.
Тайлер помолчал еще немного, а потом спросил как будто бы невзначай:
– А сколько у нас сейчас денег?
Деланная небрежность тона не обманула Коула: он понимал, что на самом деле брат ужасно волнуется. Их сбережения мало-помалу росли, но, похоже, ситуация в Нью-Чикаго ухудшалась быстрее.
– Четыреста шестьдесят восемь долларов, – ответил Коул.
Тайлер чертыхнулся.
– Скоро мы накопим, сколько надо, – попытался успокоить его Коул. – Вот увидишь, и года не пройдет.
