— Верно. Верно! Не станем мы поднимать руку на сына Хурана-Бохо! — раздался низкий голос, и из толпы вышел здоровяк с бочкообразной грудью. — Урах-хаган, хорош ли был, плох ли — теперь ответит за все свои поступки перед вечным Небом. А мальчишка-то про веру все правильно сказал…
Страж растерянно посмотрел на здоровяка и повернулся обратно к Мархузу.
— Ты нашептал им! Предатель и неверный! Предатель вдвойне! — Тяжело глядя на Мархуза, выдавил страж. — Аллахом клянусь, я сейчас омочу в тебе свой клинок!
Мархуз покачал головой и спокойно ответил:
— Зачем шептать, люди сами видят. А кровь, сынок, — из ножен Мархуза с шелестом вылетел слабо изогнутый, видавший виды, со щербинами в двух местах, но ухоженный, клинок, — это уж дело такое, как получится.
По стене людей прошла вторая волна, когда клинки достали простые воины, не из стражи, а из внешних тумэнов. И тут стена распалась на отдельных людей и группы, которые настороженно, недобро глядели друг на друга. Амар, Трофим, и Улеб озирались.
Сотник ночной стражи Сахир-Буюрук все так же стоял у палатки и смотрел на толпящихся воинов. К нему подскочил десятник стражей.
— Бег, что нам делать?
Сахир поморщился. Что делать?.. Хаган Урах умудрился навлечь недовольство людей, вмешиваясь в вопросы веры. Он поставил Ислам выше прочих вер, и муслимы начали стекаться в ставку хагана, а дети иных богов уходить на окраины улуса. И вот горячий хаган лишь с сотней своих муслимов из ночной стражи, чтоб ему было сподручней ловить брата, поднял отдаленный гарнизонный отряд из трехсот человек, всех по большей части христиан или сынов Тенгри. Урах сделал это, и умер от руки брата, оставив все земные заботы. А он, Сахир-Буюрук, теперь стоит в центре разгорающейся давно накипевшей свары. Прошли, кажется, времена, когда все муголы проносили выбранного им хагана на кошме. Теперь отдаленные гарнизоны могли узнать о новом правителе только когда он уже пришел к власти. Потому, может, с них и спрос не велик… Но они, ночные стражи, хранители покоя ставки, давали присягу на верность лично хагану Ураху… И значит, они должны защищать его даже мертвого. Сто ночных стражей и триста простых воинов. Стражи — элита, но против — триста. Что будет, если дело дойдет до мечей? Понятно, на чьей стороне перевес. И… очень не хочется складывать здесь голову ради мертвого хагана, который, скажем прямо, отличался не лучшим характером для правителя, да будет к нему снисходителен Аллах, милостивый и милосердный!.. Вот стоит недалеко бег Балтач, командир этих трехсот. Сахир в самом начале попросил его утихомирить своих людей, но он лишь нахохлился, и пробормотал: «не могу». Может, и правильно, что не рискует, слишком долго это все копилось. А может — может, но не хочет.
— Что нам делать, Сахир? — повторил десятник.
Ударила тетива, свистнуло, и у ног Амара в земле, дрожа, засела стрела. Пустивший её ночной страж выронил лук и с удивлением уставился на свою кисть, торчавшую теперь под неправильным углом, и наконец завопил. Стоявший рядом здоровенный мугол сбил ему прицел, ударив по руке рукоятью секиры, но даже рукояти ему хватило, чтоб переломить кость, как кроличью лапку.
— Я - Алпар… — загремел в толпе громовой голос владельца секиры, и его было легко увидеть, потому что он возвышался над толпой на целую голову, — …говорю тем, кто сражался со мной стремя к стремени и ходил в походы головой к хвосту: не запятнаю я сегодня свой клинок кровью Амара-Мэргэна, сына хагана Хурана, и никому не дам этого сделать! Кто носит честь в себе, а не возит в тороке, чтоб извлекать только когда удобно — становись со мной!
Громогласный багатур встал рядом с Амаром и двумя ромеями. Рядом тут же оказался заваривший кашу бывший гвардеец Мархуз. Сотник Сахир увидел, как одобрительно закивали простые муголы, еще не растерявшие степной нрав в завоеванных странах, как потянулись к возвышавшемуся в толпе Алпару люди.
— Воевода? — растерянно спросил Сахира десятник. — Что делать…
Сахир все взвесил, тяжело вздохнул и пошел на Алпара. Протиснулся, посмотрел тому снизу вверх в глаза, резко повернулся, и набрав воздуха, раскатил на всю округу своим могучим командирским голосом:
— Молодец, Алпар! Мой дух на твоих устах — даже я не сказал бы лучше! Кто дорожит честью предков — становись к нам!
Тот самый страж, что так горячо спорил с Мархузом, потрясено застыл. Сахир видел его глаза, но выдержал взгляд твердо; опыт, накопленный с возрастом позволял. А рядом с уже собирались стражи, привычно потянувшиеся за командиром. «Ну что же, — подумал Сахир. — Свою жизнь и жизни своих я сберег, а там — еще посмотрим…».
Хунбиш-Бильге видел, как Сахир подошел к Амару и принялся славить его во всю мощь своей луженой глотки. Чувства Хунбиш испытывал смешанные. С одной стороны миновала угроза хаганского гнева. С другой же был потерян владыка, в которого столько вложено… Гнев Ураха ему бы, скорее всего, удалось укротить, подставив вместо себя чурбана Нэргуя. А вот укротить смерть еще не удавалось никому… Хунбиш поглядывал на Амара, который периодически появлялся и исчезал, заслоненный людскими спинами. И вдруг в какой-то момент, Амар сам нашел Хунбиша-Бильге взглядом, и тот поспешил отвести глаза. Во взгляде Амара было обещание.
«Тяжело глядит, — подумал Хунбиш. — И смотри, как быстро оброс сторонниками… Этак, они его еще и на кошме пронесут. А он наверняка мне всё припомнит при случае. Да и среди его новых друзей найдется желающий выслужиться. Ох, как бы не сломали мне хребет, как бы не сжали мне шею этой ночью… Нет, надо бежать, пока шум и неразбериха. Немало сокровищ припасено у меня на черный день. Мир везде примет меня, а там с моим умом я быстро поднимусь наверх. А может, и не придется далеко бежать. Горлопаны с саблями вокруг, конечно, опьяняют мальчишку, да только это лишь малая частичка муголов. Велик улус, и много найдется здесь разных интересов, и много недругов найдется у мальчишки. Визири прежнего хагана, гвардейцы прежнего хагана, владетельные нойоны, которых выдвинул хаган… Надо ехать к ним. Так что, может, и не придется бежать далеко. Но первым делом — уехать от этих волчат…»
В толпе среди воинов мелькнул Нэргуй. Не принимая участия в общем споре, он кого-то внимательно высматривал в толпе. Это еще больше подстегнуло Хунбиша. Он поспешно отвернулся, прикрыв лицо, помянул недобрым словом свой заметный наряд и начал пробираться через толпу.
«К лошадям, — подумал он. — Как можно быстрее, к лошадям…».
Хсю-Ва глядела на лежавшее на земле тело Хагана. Несколько ночных стражей стояли рядом с ним, охраняя своего усопшего владыку от толпившихся вокруг людей. Они не пошли за Сахиром… Но их было не больше десятка из всей сотни. «Чего стоит человек, который не умеет выбрать людей?.. — совсем недавно говорил Урах, разглагольствуя в своей палатке. — Чего стоит человек, которого его нухуры отдадут в минуту опасности?.. Великий человек создает себе верных людей из всех, кто его окружает…» И вот, Урах лежит. Часа не прошло, как мертв, и ему верны лишь десять из сотни. Достаточно ли этого количества для того, чтоб он мог считаться великим? Этого Хсю-Ва не знала. Да и мысль эта исчезла, уступив место более насущным. Старое благополучие умерло. Нужно снова устраивать свою судьбу. А ведь брат Ураха, возможно, будет…
