— Есть одна идея.
— Опять ковбойщина? От твоих, Гольцов, идей меня когда-нибудь на рабочем месте кондратий хватит. Выкладывай.
— Отделение Интерпола в Антильских Нидерландах засекло Леже. Он попал в кутузку на Сен-Мартене.
— Рядом с Кубой. Если точнее, между Атлантикой и Карибским морем.
— Требовать его экстрадиции в Россию.
— Долгая песня.
— Да. Поэтому прошу вас командировать меня на Сен-Мартен для следственных действий. Мне нужно только допросить Леже, а там пусть он хоть до второго пришествия сидит где сидел.
— Я этого не слышал! — перебил Полонский. — Ты мне этого не говорил! Ты чиновник, а не… — Он немного помолчал и закончил: — Как туда добираться?
— Я узнавал. Только через Париж самолетом Эйр Франс. Три с половиной часа до Парижа, час в Париже и восемь часов до Сен-Мартена.
— Значит, одни авиабилеты потянут на полторы тысячи долларов. За двое суток обернешься?
— Трое. Приплюсуйте восемь часов на разницу во времени.
— Хорошо. Если замминистра подпишет командировку…
Георгий задержался на пороге кабинета. Оглянулся:
— Спасибо, Владимир Сергеевич.
— Рано благодаришь. Еще ничего не известно…
Но Георгий знал: шеф ни одного слова не бросает на ветер.
4
Леже проснулся в камере. Обвел взглядом стены. Сквозь пятна вытертой побелки проступали красные кирпичи, испещренные надписями, процарапанными заключенными от скуки. При воспоминании о причине такой перемены места Леже не испытал ни сожаления, ни страха перед законом, только нетерпеливое ожидание, когда наконец его выпустят под залог.
В камере было жарко и влажно. Акклиматизационных устройств в тюрьме туземцы не держали. Леже расстегнул рубашку, затем снял ее, лег на пол, на прохладную каменную плитку пола, и затолкал мятую куртку под голову. Он лежал и смотрел в белый потолок в желтых потеках сырости и вяло пытался представить, что это камера смертников и любой шум решетки в коридоре может означать, что за ним пришли… О чем думают, сидя в одиночке, ожидая смерти? Надеются на помилование? На чудо? Или отупело, как он сейчас отупел от жары, сидят, лежат, жрут — и больше ничего?
Все-таки, думал он, это правильно — не сообщать заранее дату казни, иначе можно взбеситься, видя, как каждый прожитый миг приближает тебя к смерти. Вот, например, солнечная тень на стене камеры — отраженный свет от стекла в коридоре, — передвинулась за это время вправо на целый локоть. Если бы он был приговоренным к смертной казни, это значило бы, что он на целый локоть стал ближе к смерти. А так, хоть и знаешь, что рано или поздно умрешь, смерть кажется чем-то нереальным, далеким. И по сути, смертник мало чем отличается от магната, который сидит в офисе, пьет «Мартель», говорит с женой по телефону, понимает, что, конечно, умрет, все умирают, но у него впереди еще много времени… А потом он садится в свою машину и умирает в автокатастрофе, не доезжая до дома…
Нет, не знать заранее о дне и часе своей смерти — это гуманно. В камере время течет медленно. Если не следить за календарем, то можно поверить, что впереди еще целая жизнь.
…Время остановилось.
Он то лежал, то ходил взад-вперед по камере, то садился, то стоял, облокотившись о решетку, и разглядывал коридор. Никаких изменений во внешней жизни от этого не происходило.
— Эй, макака! — покрикивал он, завидев в конце коридора полицейского-креольца, но тот не реагировал на русские фразы, а чтобы выкрикнуть подобное по-французски, Леже еще не окончательно слетел с катушек.
Он не представлял, как долго здесь находится. Часы у него изъяли вместе с галстуком, шнурками и запонками, и теперь оставалось только гадать, сколько времени он провел в туземном обезьяннике, будучи его единственным клиентом. Когда чернокожий полицейский, гремя решетками, подал в камеру пластиковый поднос с завтраком, можно было предположить, что за стенами заведения наступил полдень. От еды арестованный отказался. Через определенное время поднос с завтраком убрали, не интересуясь состоянием здоровья и аппетитом арестованного.
Отупев от жары и скуки, Леже стал выкрикивать то по-французски, то по-русски всякую чушь, требуя позвать адвоката, принести холодного пива, позвонить по телефону, требовал судью, президента Антильской конфедерации и защитника прав человека… Чернокожий бородатый страж правопорядка, привыкший к пьяному бреду распоясавшихся европейцев, и ухом не вел.
Наконец о нем вспомнили. Загремели ключи, отъехала в сторону решетка, и чернокожий охранник, вооруженный дубинкой и газовым пистолетом, красноречиво показал: на выход!
Решив, что час освобождения пробил, арестованный сделал прощальный жест «фак'ю» в сторону своей камеры и, сунув руки в карманы брюк и насвистывая, пошел танцующей походкой по коридору впереди полицейского. Но вместо желанной свободы его неожиданно провели и втолкнули в тесную кабинку для свиданий.
За двойной стеклянной перегородкой в дырочках для улучшения акустики (переговорных устройств в комнатах для свиданий макаки тоже не держали) он увидел бледнолицего европейца в светлом костюме. Судя по отсутствию тропического загара, прибыл он на Сен-Мартен недавно.
Так оно и было. Не прошло еще и трех часов, с тех пор как «боинг» французской авиакомпании Эйр Франс приземлился на короткой взлетно-посадочной полосе, отгороженной от пляжа забором из рекламных щитов. Пассажиры, одуревшие от восьмичасового перелета и смены климата, разбрелись по пляжу. По пути из самолета в гостиницу всем предлагался ледяной welcoming drink — «приветственный напиток».
Одним из бледнолицых, вывалившихся на белоснежный песчаный пляж и на мгновение ослепших от солнца, был Георгий Гольцов. Рядом с ним широко шагал здоровенный бритоголовый парень, как пушинку неся на плече огромную спортивную сумку, в которой сама собой подразумевалась доска для серфинга, маска и ласты для занятий сноркелингом и целый набор спортивных принадлежностей, с которыми парни такого типа отправляются на край света для беззаботного времяпровождения.
— Смотри, — кивнул парень, указывая Гольцову на надпись под соломенной крышей пляжного бара. — Topless served free. Дамы без лифчиков обслуживаются бесплатно. Ты как хочешь, Гошка, а мне это место нравится.
Жизнелюбом со спортивной сумкой был Михальский. Он считал, что поработал достаточно, чтобы заслужить трехдневный экскурс на Антильские острова.
Навязав Яцеку свой багаж, Гольцов налегке отправился на такси в голландскую часть острова с единственным крупным поселением Филипсберг. Именно там располагалась единственная на Сен-Мартене каталажка и старинное здание суда, напоминавшее лютеранскую кирху. Там его уже ожидали представители полиции, уведомленные о приезде.
