исправляли девиацию компаса. Кто же тогда? Либо азиаты, либо этот Русский Медведь, потому как у негра Джима на такое дело кишка тонка, как говорится!»
Все были на виду, кроме баронессы. В своей каюте, даже во сне не расставаясь с беленькой сумочкой, молодая женщина уютно свернулась на диване под невесомым пуховым одеялом, отдыхала после обеда. Ей снился хороший сон, потому что красивые алые губы то и дело полуоткрывались в счастливой и безмятежной улыбке.
3
Спустя полчаса яхта «Хепру» приткнулась к верительной «пятке» Старого Башмака. Майкл с трудом отыскал удобное по высоте место в расщелине Генриха Дункеля, как мысленно назвал Отто этот приметный ориентир, вогнал в трещину толстый шкворень с кольцом, вдел и тройным узлом завязал швартовый конец. Фридрих, не вынимая правой руки из кармана куртки, где у него лежал пистолет на предохранителе, но с патроном в стволе, занял место на баке у этого швартового. В своем кресле, уютно выстланном теплым верблюжьим одеялом, уместилась баронесса. Отто перед швартовкой разбудил ее ласковым поцелуем и попросил быть рядом с Кугелем.
– Мы с Карлом пойдем под воду осмотреть «Генерала Гранта». А здесь Фридрих остается один, мало ли что… Хорошо, если Клаус сдержит слово и будет нас защищать. Ты не испугаешься, милая моя Пандора, если придется стрелять в матросов?
Марта, все тело которой было наполнено ленивой после сна истомой, слегка побледнела, сжала губы и решительно тряхнула волосами.
– Если они вынудят меня к этому, то не останется никакого выбора… Я буду защищать себя, тебя, мой милый Отто, твоего сына Карла и мою крошку Элизабет! – Она пыталась говорить бесстрастным голосом, но волнение прорывалось через глаза, которые слегка прищурились при этом, через руки – пальцы сжались, словно она уже держала взведенный пистолет…
Отто улыбнулся, стараясь приободрить баронессу, хотя тоже было видно, что оставляет свою Пандору и яхту с тяжелым грузом сомнений и в тревоге. Неожиданно припомнил давно выученные строки и продекламировал их Марте:
Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!
Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто
Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?![25]
Марта с интересом глянула Дункелю в глаза, пожала плечами.
– Какие странные… будто пророческие стихи. Кто сказал эти страшные слова?
– Так давным-давно говорил на совете богов великий Зевс, упрекая людей за их безрассудство, которое они часто совершают… Буду надеяться, что матросы не совершат ничего такого, за что им пришлось бы потом жестоко расплачиваться!
Он наклонился над полулежавшей баронессой, нежно поцеловал ее в твердые губы: Марта не отозвалась на его поцелуй, она словно заледенела перед лицом возможной опасности и под влиянием страшных слов бога Зевса: да, он прав, люди и за тысячи лет мало изменились в своей сути. Но увидела огорченные глаза Дункеля, улыбнулась и успокоила его:
– Это пройдет, милый, просто мне чуточку страшно. Скорее бы поднять наше золото и уйти домой, подальше от опасных скал и от ненадежных моряков.
– Благодарю Бога, что он послал мне тебя, моя милая Пандора! И твердо уверен, что очень скоро мы будем счастливыми, как никто на всей планете!.. Одевайся, мы ждем тебя на палубе. Минут через двадцать я и Карл спустимся во владения моего покровителя Посейдона. Буду лично просить грозного владыку морей отдать мне мое золото! – сказал и почувствовал, что и у него, как недавно у Марты, от нервного напряжения похолодело под сердцем.
Пока отец был в каюте баронессы, Карл от компрессора зарядил свой акваланг. Второй протянул отцу, когда тот, чем-то растревоженный, вышел на палубу и подошел к корме.
– Ну, как говорится, с богом! – сказал фрегаттен-капитан, перекрестился и неторопливо спустился в шлюпку, привязанную к яхте швартовым концом. Помог сыну спуститься, а потом по разные борта шлюпки упали в воду. Карл погружался первым, уверенно опускаясь вдоль скалы. Отто плыл за ним, подсвечивая путь сильным фонарем и подстраховывая сына от всякой возможной опасности: не в зеленых лугах вышли погулять, где каждая травинка на виду… Довольно скоро – Карл ориентировался превосходно – перед ними появился остов барка. Опасаясь завалов рангоута и перепутанного такелажа, которым была загромождена палуба, переместились к форштевню «Генерала Гранта», вернее, к тому месту, где когда-то вызывающе гордо торчал бушприт. Но, прежде чем заглянуть в беспросветную утробу судна, они, подстраховывая друг друга, минут десять разбирали баррикады из блоков, обломков досок. Все это, отброшенное в сторону, уже не всплывало на поверхность, а медленно тонуло, пропитанное морской водой.
Неожиданно Отто наступил на что-то круглое и скользкое. Будь он на суше, непременно шлепнулся бы на спину, а здесь, сдавленный водой со всех сторон, лишь плавно наклонился, успел опереться на острогу и посветил под ноги. Подзывая Карла, замигал фонарем.
Сын приблизился, направил тусклый сноп света и, похоже, чуть было не вскрикнул: на скользких досках борта валялся круглый, покрытый зеленью водолазный шлем! Сквозь мутные, тиной затянутые стекла слабо просматривались желто-зеленые кости черепа. Вот он, давний спутник Генриха Дункеля! Недалеко от шлема обнаружили останки тела в резиновом комбинезоне: придавлен упавшей железной бочкой.
Отто осторожно вошел в носовой пролом – тьма сгустилась настолько плотно, что свет мощного фонаря едва пробивался на четыре-пять шагов. Карл с острогой наготове шел следом, чтобы в случае необходимости прийти ему на помощь.
Несколько осьминоговых щупальцев мелькнуло в луче фонаря настолько стремительно, что Дункель не успел даже изготовить оружие – левая рука с фонарем, острога и торс оказались перехваченными, словно морской разбойник, как разумное существо, старался в первую очередь лишить противника возможности видеть, двигаться и защищаться. Спина и грудь Отто сразу же покрылись холодной лягушачьей кожей. Едва не теряя сознание не столько от страха, сколько от гадливого омерзения, он рванулся назад, чувствуя, что осьминог могучими тисками сдавливает его тело все крепче и крепче. Будь перед ним дорожные бандиты с ножами, он не растерялся бы так, как теперь, впервые в жизни, а не по книгам Виктора Гюго, ощутив на себе обжигающие крепкие объятия страшного подводного хищника. Отчаянным усилием воли он заглушил в себе испуг. Бросив бесполезную острогу, он правой рукой ухватился за разбитую перегородку и напружинился, решив ни в коем случае, насколько хватит сил, не поддаваться подводному пирату, чтобы тот не затащил его во мрак трюма. Забыв на миг об идущем сзади Карле, он невольно подумал: «Так вот где пролегла моя посмертная переправа через Ахеронт! Ну не-ет, гадина морская, посмотрим, кто кого!
