гитлеровцев время.
Все последние дни Приморская группа войск отступала, не имея возможности противостоять 11-й немецкой и 4-й румынской армиям, целью которых было захватить Одессу с суши.
Приказ о захвате Одессы Гитлер отдал 18 июля 1941-го.
ИЗ «КРЕЙГСТАГЕБУХ» ГАЛЬДЕРА
«18 июля 1941 года, 27-й день войны.
Обстановка на фронте: Согласно указанию фюрера, теперь следует приступить к операции по овладению Одессой…»
Вот оно как, значит, Гитлер уже 18 июля 1941-го требует от Антонеску «овладеть Одессой», и вполне закономерно, что через три дня город бомбят.
Но кроме Гитлера и Антонеску в этой партии есть еще один немаловажный игрок – Сталин.
Сталин, который, как мы с вами помним, знает «всё».
И вот вам доказательство – уже на следующий день после сверхсекретного приказа Гитлера о захвате Одессы, 19 июля 1941-го, и еще до ее варварской бомбежки Сталин отдает приказ преобразовать Приморскую группу войск в Приморскую армию, задача которой удерживать Одессу при любых условиях: «Отойти главными силами к утру 21 июля на восточный берег Днестра, где… во взаимодействии с Черноморским флотом не допустить прорыва противника в направлении Одессы, удерживая последнюю при любых условиях…» [Архив МО СССР, ф. 288, оп. 9900, д. 2, л. 23. Выделено нами. – Авт.]
Варварская бомбежка города потрясла одесситов, и многие в эту ночь приняли решение бежать.
Были среди них и евреи.
Сегодня им кажется, что они спасались от нацистских убийц.
Так, собственно говоря, и произошло: люди, сумевшие сбежать, спаслись от смерти. Но в те июльские дни 1941-го, после первой бомбежки, евреи Одессы не представляли себе, чем может грозить им оккупация. Они вообще не могли представить себе, что Одесса может быть оккупирована. Да и до сдачи города оставалось еще около трех месяцев!
Так что первая волна массового бегства была вызвана не страхом перед оккупацией, а вполне естественным страхом перед бомбежкой, вполне естественным страхом быть убитыми, ранеными или заживо погребенными под развалинами.
Итак, ранним утром 23 июля 1941 года, когда багрово-серое небо над Одессой, казалось, еще не остыло от вчерашних пожаров, началось бегство.
Бежали все: и подлежащие эвакуации с эвакоталонами на руках, и не подлежащие, лишенные эвакоталонов.
Старались выбраться как можно быстрее, не дожидаясь очереди на поезд или на пароход, самостоятельно по Николаевской дороге.
Старая грунтовая Николаевская…
Сохранившаяся почти в первозданном виде со времен Дерибаса и Ришелье.
Изрытая ямами и воронками, сегодня, 23 июля 1941 года, она уже с раннего утра была забита словно взявшимися ниоткуда подводами, повозками, легковушками, грузовиками и тысячами пешеходов, несущими детей, узлы и чемоданы, толкающими тачки и детские коляски…
В этом нескончаемом потоке медленно двигался грузовик, в кузове которого лежали на узлах несколько женщин и детей, среди которых и 11-летний Марик Хромой. Еще вчера, во время бомбежки, его дядька Лева, отчаянный человек, старший лейтенант госбезопасности, имевший в своем распоряжении грузовик, принял решение воспользоваться им для спасения своей семьи[56].
В тот же день, 23 июля 1941-го, и тоже на грузовике, и тоже по Николаевской бежала из города 23-летняя Лида Гиммельфарб. У Лиды, преподавателя университета, как будто бы не было причин выбрать такой тяжелый способ эвакуации – она могла бы уехать с университетом или, еще лучше, с банком, где работал ее отец. Но беда была в том, что во всех этих случаях подготовка к отъезду должна была занять какое-то время, а она, испугавшись бомбежки, решила бежать немедленно и воспользовалась эвакоталонами на грузовик, которые ей «уступили» соседи – пара старых евреев. Будем надеяться, что не пришлось старикам мучиться перед смертью[57].
В тот же день, 23 июля 1941-го, уехала из Одессы 7-летняя Риточка Дубинская. Ее семья воспользовалась повозкой, и она, наверное, навсегда запомнила эту раздолбанную повозку, и наваленные на ней узлы, и плачущую мать, и хромого старика – соседа дядю Володю, со слезами молившего «взять их с женой, тетей Дорой, в эвакуацию» и… отказ отца.
Навсегда запомнила долгий путь по Николаевской, разрывы бомб, стоны раненых, лица убитых…[58]
Страшной была эта Николаевская дорога.
Но, как впоследствии оказалось, именно она, эта страшная Николаевская дорога, была единственным путем спасения для не подлежащих эвакуации евреев Одессы.
Бегство по Николаевской продолжалось с 23 июля до 5 августа 1941-го, до того самого дня, когда передовые отряды 4-й румынской армии прорвались к Хаджибеевскому лиману и окончательно прижали наш город к морю.
Мы часто слышим сегодня от разных весьма компетентных историков о «возможностях эвакуации», которыми не воспользовались недальновидные одесские евреи!
Поймите же наконец, господа историки, что «возможность эвакуации» для «контингента, не подлежащего эвакуации», составляла… 14 дней.
Всего 14 коротких, наполненных ужасом бомбежки дней!
В один из этих последних дней ушла пешком по Николаевской дороге 14-летняя Галюся Финкельштейн[59].
За два дня до этого в квартире Финкельштейнов, в Софиевском переулке № 6, появился молодой человек в запыленной военной форме – это был их родственник Срулик, живший в Бессарабии, в местечке Тарутино.
Всю эту августовскую ночь Финкельштейны не спали.
Срулик рассказал им все – все, о чем молчали советские СМИ. Он рассказал, что вся их семья, спасаясь от румынских убийц, эвакуировалась, а он сам, как видите, мобилизован, часть его стоит под Одессой, и он отпросился на двое суток, специально, чтобы заставить их бежать.
«Что вы сидите? – разорялся Срулик, и его нервный шепот срывался на крик. – Вы не представляете себе, что делается. Если румыны войдут в Одессу, они вас прирежут. Собирайтесь. Времени в обрез. Я привез деньги».
С удивлением слушала Галюся этот странный для детского слуха рассказ и с еще большим удивлением смотрела на свою 90-летнюю бабушку Софью, на окаменевшем лице которой уже читалось решение.
Утром Срулик отправился на поиски лошади и подводы.
Лошадь ему удалось купить, а вместо подводы он нашел «площадку».
Такие «площадки» – плоские телеги с маленькими колесами – одесские биндюжники использовали для перевозки грузов по булыжникам наших мостовых, и они были малопригодны для грунтовой Николаевской.
Но что было делать?
Финкельштейны собрались в дорогу. Уходили все: престарелые дед и бабка, жена их старшего мобилизованного сына с дочкой, младший сын и еще какие-то три еврейские семьи, тоже со стариками и малыми детьми.
Вещей взяли мало, но площадка все равно оказалась загруженной, и места для людей не осталось – все они пойдут пешком.
Вспоминает Галя Киперман, бывшая в те дни 14-летней Галюсей: «В один из первых дней августа, едва забрезжил рассвет, мы тронулись в путь. Через КПП нас
